Книга вторая По сложной прямой - Харитон Байконурович Мамбурин

Книга вторая По сложной прямой

Пролог

28 декабря 1991-го года. Москва.

Эта московская квартира была довольно захламленной, несмотря на солидный метраж и новизну дома. Ковры, столики, огромные вазы, стоящие на полу, вычурная тумба, на которой стоял слишком уж большой телевизор. Пышные шторы, буквально кричащие о том, что они лучшие в мире собиратели пыли. Казалось, хозяева вовсю пытаются овладеть ролью имеющего вкус хомяка, тащащего к себе домой пусть и не всё подряд, но явно желающего натащить как можно больше. Аляповатая большая картина в коридоре, убедительно демонстрирующая, что её вычурную раму можно использовать для убийства некрупного слона, подчеркивала творящуюся на жилплощади вакханалию вещизма, а небольшие вязаные салфетки, лежащие на любой свободной горизонтальной поверхности, могли вызвать приступ удушья у человека, обладающего вкусом.

Впрочем, двоих мужчин в возрасте, находящихся в зале этого примечательного жилища, окружение ничуть не смущало, несмотря на то что они оба тут были в первый раз.

И в последний — тоже.

Им нужно было просто поговорить. Семья хозяев, понятия не имеющая, что сейчас по их драгоценным коврам ходят совершенно чужие обутые ноги, радовалась жизни в одном из московские ресторанов, радуясь халявному приглашению от владельца заведения. Другие люди аккуратно вскрыли замок, запустив в жилье непрошенных гостей.

— Жора, ты понимаешь, что нам хана!? — наконец, нервно заговорил один, после того как едва видимая тень из коридора, сделав успокаивающий жест «всё чисто», вышла из жилья. С омерзением покосившись на штору, место которой легко усматривалось на сцене Большого Театра, человек развернулся к сидящему на диване собеседнику. Тот, слегка поморщившись, бросил на него взгляд, а затем, потянувшись вперед, взял рюмку, полную отличного коньяка, который эти двое не поленились принести с собой. Выпив, упомянутый «Жора» выдохнул, зажевал долькой лимона, лежащего тут же на блюдечке, прищелкнул языком, и только потом проговорил, вновь откидываясь на мягкую спинку дивана:

— Валера, не усугубляй. К нам вообще не должно быть претензий.

— Ты вот сейчас серьезно? — пробормотал тот, как будто не веря собственным ушам, — Прямо серьезно мне такое говоришь?

Оба человека были довольно похожи друг на друга. Оба в возрасте, близком к сакральным 55-ти годам, одетые в почти одинаковые рабочие костюмы мышиного цвета с неброскими галстуками, подтянутые и редковолосые. Никаких животиков, столь свойственных работникам низшего и среднего номенклатурного звена.

Излишек веса в Москве был теперь молчаливым, но очень красноречивым показателем невысокого «потолка» для ответственного товарища. По-настоящему ответственные товарищи за своим весом и здоровьем следили чрезвычайно тщательно, регулярно и много занимались спортом, не брезговали и другими аспектами здорового образа жизни. А как же иначе, когда к 60-ти годам ты можешь не просто выйти на пенсию, а еще и использовать на себе артефакт, став неосапиантом?

Способности? Ерунда! А вот еще уверенные шесть десятков лет жизни, солидная должность в одном из бесчисленных городков и городов Союза, связи в столице, пенсия… в общем, дальнейшие перспективы для плодотворной и долгой жизни очень хороши, если прийти к этому моменту подготовленным.

— Жора, не притворяйся тупой жопой! — укорил аж поперхнувшегося от такого наезда человека Валерий Павлович, садясь на табурет и залпом выпивая свою рюмку ароматного коньяка. «Хэкнув», он продолжил говорить, резко и отрывисто рубя, — Ты что, думаешь, что с нами все эти годы играли?! Или сам детство вспомнил? Какие, в жопу, претензии, Жора?! Ты вообще понимаешь, о чем говоришь?!

— Я не понимаю твоих писков и визгов, — нахмурившись, отрезал сидящий на диване, — Ты меня выдёргиваешь, заказываешь переговорку, садишь на диван, наливаешь этой мути вместо нормального вискаря, а потом с придыханием играешь в истеричку? Или, думаешь, я только тобой живу и дышу, чтобы с разбега всё понять? Ты сейчас о Симулянте?

— Да, о нём!! — почти крикнул сидящий на табуретке, хватая бутылку и начиная наполнять емкости по новой, — О ком же еще!

— Что ты натворил!? — ледяной тон Георгия Никитича Лаханова, казалось, выморозил воздух в душной комнате.

— Ничего…, — его собеседник недоуменно заморгал, пытаясь понять, чем вызвана такая реакция, а затем, справившись с удивлением, вновь повысил тон, — Я ничего не делал, Жора! Мы всё согласовываем, ты не забыл?! Всё! Всегда! До буковки!

— Тогда какого… какого х** ты истеришь?! — с резким выдохом попытался взять себя в руки Лаханов.

Валерий Павлович Век знал, что его старый друг, одноклассник и партнер, с которым жизнь как-то и не разлучала, материться не любит категорически, а это значило, что сидящий на диване мужчина очень близок к полной потере самоконтроля, что было чревато. Показав другу успокаивающий жест, Век выпил еще немного коньяка, потер руками лицо, собираясь с мыслями, а потом начал говорить:

— Так, Жора, успокойся. Сейчас я тебе всё по порядку объясню. По полочкам разложу.

— Ну давай, — со вздохом согласился его оппонент, — Сам завел, сам и успокаивай. Совсем ты, Валер, со своими придурками, берега потерял. Говорил я тебе — заведи ассистентов, пусть они с этими молодыми баранами общаются, не гробь себе нервы. А… ладно, слушаю. Давай по делу. Остальное потом.

— Симулянт, — тут же выдохнул собиравшийся с мыслями Век, — Наш головняк. Мы на него подписались, когда еще вообще понятия не имели, что этот парень за дрянь…

— Соберись, друг. Не рассказывай того, что я и так знаю. Что этот говнюк еще учудил?

— Помимо того, что свернул шею твоему выкормышу, Жор? — скривился Валерий Павлович, имевший очень большие планы на этого самого «выкормыша», — Он, Жора, грохнул Липецки. Вот буквально на днях. Тебе напомнить, кто такой этот Липецки?

— А…, — куда более серьезный и категоричный на вид Лаханов приобрел бледный вид и выпученные глаза. Друг тут же начал наливать ему коньяк, который был проглочен в мгновение ока. Помогло слабо. Человек знал, что США потеряли одну из своих стратегических фигур особой важности, но подробности? Их на таком уровне не раскрывают всем, кому попало.

— Жора…, — спокойно начал говорить человек на табуретке, — У нас раньше с ними был уговор. Пацан с детства обложен как последний, сука, тамбовский волк. Везде красные флажки. Мы работаем аккуратно, так? Получаем за это… тоже аккуратно. Сначала, когда на нем курсантов гэбэшных отрабатывали, мы смогли протащить только директиву, чтобы он себе рожу не закрывал. Это было легко, так как в том