Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Бледный под густым загаром, он встал и понуро зашагал прочь, но, когда уже должен был скрыться из виду, вдруг развернулся и шаткой походкой приблизился к столу, мрачно катая на скулах желваки.

– Я тебе так скажу… – Он полыхнул злобой. – Ищейка ты драная.

И ушел, чтобы больше не возвращаться.

У Робин лишь слегка екнуло сердце. Ее переполняло ликование. Она смела в сторону неаппетитные горшочки, придвинула к себе маленькое металлическое ведерко и прикончила недоеденный художником картофель фри.

Прощание с Джоан завершилось исполнением любимого псалма мореплавателей «Отец Небесный, нас спаси». Под звуки знакомых слов Тед, Страйк, Дейв и трое товарищей Теда по службе спасения на водах выносили гроб из простой светлой церкви с деревянными балками, мимо витражных окон, изображающих облаченного в лиловые одеяния святого Модеза, чье имя носили и сам городок, и эта церковь. Стоя между островной башней и тюленем на камне, святой взирал на похоронную процессию.

Полворт, самый низкорослый из шестерки мужчин, шел непосредственно за Страйком и по мере сил старался взять на себя положенную часть груза.

Скорбящие прихожане, многим из которых не удалось найти места в зале и пришлось стоять у входа, а то и оставаться снаружи, в почтительном молчании окружили катафалк, куда загрузили отполированный до блеска дубовый гроб. Задняя дверца захлопнулась за бренным телом Джоан, и по толпе прошелестел едва различимый шепот. Когда прямой как шест распорядитель похорон вернулся на водительское место, Страйк обнял Теда за плечи. Они вместе провожали взглядом катафалк, пока тот не скрылся из виду. Страйк чувствовал, как Теда бьет дрожь.

– Глянь, Тед, сколько цветов… – сказала Люси, с трудом приоткрывая опухшие от слез веки.

Все трое обернулись назад, к стене крошечной церкви, вдоль которой плотно выстроились ярко полыхающие венки, букеты и траурные композиции.

– …дивные лилии, ты только посмотри, Тед… это от Мэрион и Гэри, из Канады.

Из церкви все еще текла струйка прихожан, чтобы влиться в толпу тех, кто стоял снаружи. Все держались на расстоянии от родных покойной, которые медленно двигались вдоль белой стены. Несомненно, Джоан была бы рада такому изобилию цветочных подношений, и Страйк неожиданно для себя успокоился от вида подписей на траурных карточках – Люси вслух читала их Теду, у которого тоже опухли и покраснели глаза.

– От Иэна и Джуди, – сообщала она дядюшке. – От Терри и Олив.

– Какое множество! – поражался Тед.

Те, кто пришел проводить Джоан в последний путь, перешептываясь, топтались на месте; Страйк догадался, что они обсуждают, прилично ли будет сразу отправиться в «Корабль и замок», чтобы помянуть покойную. Он был не в претензии: ему и самому хотелось влить в себя пинту пива, а возможно, и чего-нибудь покрепче.

– «С глубочайшими соболезнованиями от Робин, Сэма, Энди, Сола и Пат», – прочла вслух Люси и с улыбкой повернулась к Страйку. – Как трогательно. Это ты сказал Робин, что у Джоан любимые цветы были – розовые розы?

– Не припоминаю. – Страйк и сам впервые об этом слышал.

Для него много значило, что агентство проявило такое участие. В отличие от Люси, ему предстояло возвращаться в город поездом, в одиночку. Хотя в последнюю неделю с лишним ему все чаще хотелось побыть одному, но после этих долгих дней кошмарной неизбежности и утраты его угнетала безмолвная, унылая мансарда. Розы, присланные для Джоан, грели ему душу, словно говоря: ты не останешься один, у тебя есть нечто, созданное тобой с нуля, и пусть это не семья, но рядом с тобой в Лондоне есть люди, которым ты небезразличен. Сказав про себя «люди» – ведь на карточке значилось пять имен, – Страйк двинулся дальше вдоль стены, но думал только о Робин.

Сев за руль автомобиля Теда, Люси предоставила Грегу с детьми ехать сзади, а сама повезла дядю и брата в «Корабль и замок». По дороге никто не разговаривал: всех охватила душевная опустошенность. Джоан все предусмотрела, думал Страйк, разглядывая скользящие мимо знакомые улочки. Он был благодарен, что она избавила их от поездки в крематорий, и знал, что ее останки они получат в таком виде, чтобы можно было прижать их к груди и в ясный солнечный день сесть с ними в лодку, без посторонних, в своем тесном родственном кругу, чтобы тихо сказать последнее «прости».

Столовая небольшой гостиницы «Корабль и замок» выходила окнами на бухту Сент-Моз, пасмурную, но спокойную. Страйк заказал Теду и себе по пинте пива, убедился, что дядя благополучно устроен в кресле, среди заботливой компании близких друзей, а потом вернулся к стойке, попросил двойную порцию скотча «Олд граус», которую выпил залпом, и только после этого отошел со своим пивом к окну.

Море было сурово-серым, с редкими серебристыми проблесками. Из гостиничного окна городок Сент-Моз выглядел графическим этюдом в мышино-сланцевых тонах, но маленькие суденышки, примостившиеся на отмелях, добавляли в эту картину желанные мазки цвета.

– Ты как, Диди?

Он обернулся: Илса, стоящая рядом с Полвортом, шагнула вперед и обняла Страйка. В Сент-Мозе они втроем бегали в начальную школу. Тогда, как помнилось Страйку, Илса Полворта недолюбливала. Одноклассницы всегда его избегали. Через плечо Дейва Страйк заметил жену Полворта, Пенни, которая болтала со стайкой подруг.

– Ник очень хотел приехать, Корм, но его с работы не отпустили, – сказала Илса.

– Ничего страшного, – ответил Страйк. – Хорошо, что ты здесь, Илса.

– Я любила Джоан, – бесхитростно сказала она. – Мама с папой хотят позвать Теда к себе на вечер пятницы. А во вторник папа отвезет его на партию в гольф.

Две дочки Полвортов, не отличавшиеся примерным воспитанием, играли в пятнашки среди тех, кто пришел помянуть Джоан. Младшая – Страйк никак не мог запомнить, которая из них Роз, а которая Мел, – мчалась в их сторону и на миг спряталась за ногу Страйка, словно это был предмет мебели, но тут же выглянула, подначивая сестру, и с хихиканьем понеслась дальше.

– А у нас Тед будет в субботу, – как ни в чем не бывало сообщил Полворт; в их семье не принято было одергивать дочек, если те не причиняли прямых неудобств родителям. – Так что не сомневайся, Диди: мы старика не покинем.

– Выпьем, дружище, – с трудом выговорил Страйк.

В церкви он не заплакал и за все эти жуткие дни не проронил ни единой слезы: в агентстве накопилась масса дел и он старался как можно больше занимать себя работой. Но теплота старинных друзей проникала сквозь воздвигнутые барьеры: ему хотелось должным образом выразить свою благодарность, ведь Полворт, благодаря которому Страйк и Люси сумели-таки повидать умирающую Джоан, не дал ему и слова сказать. Но как только Страйк собрался с духом, к ним присоединилась Пенни Полворт, а вместе с ней еще две женщины, лучезарно улыбавшиеся Страйку, хотя он не узнавал ни одну.