Ирландское сердце - Мэри Пэт Келли

«С другой стороны, – подумала я, – Парнелл ведь тоже был членом вашего клуба, англо-ирландским протестантом. Хотя во время своего визита в Чикаго он при каждом удобном случае упоминал, что мать его – американка».

– А Макс становился все богаче и богаче, – тем временем продолжала Шарлотта. – Вы что-нибудь слышали про Гонконг и «Шанхай банк»? – спросила она у меня. – Так вот, его основал он.

Я, видимо, невольно усмехнулась.

– Знаю, знаю, – сказала она. – Странно для такой коммунистки, как я, гордиться мужем-капиталистом. Моя близкая подруга Элеонора Маркс частенько попрекает меня этим. Но когда Макс пропал в открытом море, его деньги позволили мне найти свое жизненное предназначение в том, чтобы помогать бедным и угнетенным.

– А ваши дети одобряют то, как вы тратите их деньги? – полюбопытствовала я.

– У меня нет детей, Нора.

– О, простите. Я…

– Не стоит извиняться. Будь у меня дети, я не смогла бы выполнять работу, которой занимаюсь. – Она бросила взгляд на Мод. – И я, Мод, восхищаюсь тем, что вы смогли создать настоящую семью.

Мод вынула сигарету изо рта, рассмотрела ее, а затем растерла в пепельнице.

– Смогла, говорите? Я в этом не уверена. Изольда связалась с ненормальным, а Шон с шестнадцати лет на войне…

– Но… – начала я.

– Понимаю. Я сама направила его на эту войну, но порой я задумываюсь…

Шарлотта встала.

– Когда доживете до моих лет, времени на раздумья у вас не будет.

Она обернулась ко мне.

– Мне семьдесят шесть, Нора. И я дошла до понимания того, что сожалеть о прошлом бессмысленно. Я иду спать.

– Потрясающая женщина, – сказала я Мод, когда она ушла.

– Да. Добрая, щедрая, преданная. Всю жизнь она прожила с Максом, путешествуя по Дальнему Востоку. Счастливый брак. Жизнь, полная привилегий, и она от всего этого отказалась.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему она сделала это? Почему это сделали вы?

– Ох, ради бога, Нора. Ради Ирландии, разумеется!

Ирландия. Только вот эта гостиная с выложенным мрамором камином и портретами знатных предков на стенах была бесконечно далека от Ирландии, которую помнили мои бабушка Онора и мама.

Мод, кажется, поняла, о чем я думаю.

– Завтра, Нора, вы увидите землю ваших пращуров. И откроете для себя то, что сформировало их и вас. И не отказывайте нам в праве любить свою страну, даже если мы выходцы из Больших домов, – сказала она мне.

Внезапно она, стоя в своем ярком кимоно, показалась мне очень постаревшей. Актриса без своего грима. Мягкие отблески янтарного пламени пропали, и в окна бил резкий свет морозного утра.

Моя Ирландия. Она была там, за окном.

Мы сели на поезд на железнодорожном вокзале Хьюстон в Дублине. Волнительно было видеть на платформе табличку с надписью «На Голуэй».

Ехать нам предстояло примерно полчаса. Сирил вызвал меня в коридор из купе, где Дженсон и все остальные дремали, пока паровоз увозил нас все дальше и дальше на запад.

– Я слышал насчет ночного обыска, – сказал он мне. – Будьте осторожнее и следите за собой. Моя задача состоит в том, чтобы эта миссия выглядела нейтральной и не ввязывалась ни в какие стычки. Поэтому я буду благодарен, если вы будете вести себя соответственно.

В нашу сторону по проходу шел мужчина, покачиваясь в такт толчкам вагона. Выглядел он как обычный ирландец, каких я встречала до этого, – твидовая куртка и мягкая кепка. Однако Сирил умолк и жестом показал мне, чтобы я тоже молчала. Невысокий, ничем не примечательный человек прошел мимо, но Сирил ждал, пока за ним закроются двери в соседний вагон.

– Обратили внимание на его туфли? – спросил он у меня. – Они у него слишком хорошие для приличного человека в этой стране.

– Вы думаете, это британский агент?

– Думаю, вам нужно быть осторожнее. И не планировать каких-либо посторонних походов в горы.

– Что?

– Забудьте о своем профессоре. Вы можете сделать ему только хуже, если он действительно прячется где-то в горах, чего я не утверждаю. Просто сосредоточьтесь на своей работе. До-ку-мен-ти-руй-те, – по слогам произнес он, – факты жестокости, делайте фотографии.

Мы поселились в очень англо-ирландском с виду отеле «Грейт Саутерн», который располагался рядом со станцией и фасадом выходил на привокзальную площадь.

Место неприметное, так и не скажешь, в каком именно городе оно находится. Особенно сейчас, когда над Голуэем низко висел туман. Можно было и не догадаться, что там вообще есть залив, не говоря уже о том, чтобы разобрать, как он выглядит.

На обед у нас были ростбиф и йоркширский пудинг.

– Еда западных бриттов, – прошептал мне Сирил.

На следующее утро, когда Сирил повел нас на экскурсию в Голуэй-Сити, по-прежнему было туманно.

Голуэй не подвергался обстрелам, как Дублин, но множество магазинов и лавок на главной улице были сожжены. Стены покосились, крыши были провалены, окна – выбиты.

Мимо магазинов мы шли за Сирилом и местным священником, отцом О’Флаерти, и вышли на открытую площадку, где толпились женщины в длинных юбках и с шалями на плечах, в основном босые. Я слышала, как они нараспев выкрикивали:

– Моллюски и мидии. Свежие, живые, о-о-о!

– Рыбный рынок, – прокомментировал Сирил.

– Так это и есть Испанская арка? – уточнила я.

– Она самая.

– По-моему, еще моя бабушка торговала здесь рыбой, – неожиданно всплыло откуда-то воспоминание из моего детства.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Вообще-то, тут сильные женщины. И я бы сказал, что ваши предки могли быть из их числа.

Мы сели в очень большой черный автомобиль для дальних поездок и отправились на запад, в маленький городок под названием Барна, который подвергся налетам «черно-коричневых». Я навела объектив своей «Сенеки» на обгорелые соломенные крыши, на побеленные стены домиков с черными полосками сажи от пламени.

Сирил в местном пабе устроил нам встречу с группой здешних жителей: священником Барнского прихода, несколькими мелкими торговцами и двумя рыбаками. Мистер Дженсон и остальные комитетчики выглядели озадаченными, когда один из рыбаков заговорил с ними, как я догадалась, на ирландском. Священник переводил. Но даже то, как он разговаривал по-английски, напомнило мне бабушку Онору.

На улице все еще стоял туман. Паб освещала керосиновая лампа, и нам необходим был огонь в очаге, чтобы греться.

– «Черно-коричневые» приехали на грузовиках и захватили наш мирный городок, – рассказал святой отец. – Они грабили, жгли, уводили наших молодых мужчин. Если кто-то пускал к себе своих лишившихся крова соседей, «черно-коричневые» сжигали и их жилище – за то, что приютили друзей. Они уничтожили маслобойни, так что теперь нельзя перерабатывать молоко. Фермеры лишились источника дохода. Их семьи голодают. Британцы пытаются уничтожить ирландцев как нацию. Чтобы мы не были теми, кто мы есть. Они хотят заставить нас просить остаться частью их империи, и это стыдно, позор.