Добрые друзья - Джон Бойнтон Пристли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Послушайте, Сюзи, я так виноват… — начал он.
— Мне это безразлично, — повторила Сюзи и отвернулась. Гости уже уходили.
Иниго не успокоился, а схватил ее за руку.
— Мне очень стыдно за опоздание, — быстро добавил он, — и в довершение всего я забыл купить вам подарок! Но вы должны меня выслушать, должны!
— Я ничего не хочу слушать. Пустите.
— Не пущу, пока вы меня не выслушаете. Видите ли, я сегодня ездил в Лондон…
— В Лондон?! — Ее тон тотчас переменился.
— Да, в Лондон. Я нарочно никому не сказал о поездке. Я ездил к Фельдеру и Хантерману, это издатели…
— Иниго, вы дали им послушать свои песни! Ну, они их взяли? Да говорите же скорей!
Сюзи не на шутку разволновалась, причем исключительно за Иниго и за его песни, о себе она вообще не думала. То был чудесный миг для Иниго. Порой ему казалось, что она эгоистка, да и впредь эта мысль посетит его еще не раз, но воспоминание об этом разговоре в гатфордской гостинице всегда будет прогонять подобные подозрения из его головы.
— Да, они хотят их взять, — медленно выговорил Иниго.
— Ах, не томите, не томите! Вы так тянете! Расскажите быстрей. Если не расскажете, я опять подумаю, что вы беспомощный!
— Видите ли, мои песни случайно услышал Монти Мортимер, и он хочет использовать их в своем ревю.
— Иниго! — восхищенно закричала Сюзи и вдруг помрачнела. — Вы меня разыгрываете. Вы не могли видеть Монти Мортимера.
— Видел, честное слово, Сюзи! — И он рассказал ей, что случилось в кабинете мистера Пицнера. Сюзи слушала затаив дыхание.
— Миленький, вас ждет бешеный успех! — наконец воскликнула она. — Вы скоро пойдете в гору. Чудесно! Я очень рада. Жаль, от «Добрых друзей» ничего не останется… Да, по-другому и быть не может. — Она помолчала и добавила: — Должна вам признаться, что слушать эти номера в исполнении Этель Джорджии будет невыносимо. Жаль, вы не рассказали ему про меня.
— Я рассказал, женщина, рассказал! — победно взревел Иниго. — Я только о вас и говорил!
— Как? Неужели? А он что? Верно, посмеялся?
— Еще чего, посмеялся! Я б ему посмеялся! Не важно, как он отреагировал. Суть в том, что сегодня он приедет на ваш бенефис!
— Что?! — На сей раз Сюзи завопила. Потом вцепилась в Иниго и хорошенько его встряхнула. — Не смейте так шутить, слышите?! Он не приедет!
— Приедет. Специально, чтобы посмотреть нашу программу, — с расстановкой повторил Иниго. — Вернее, чтобы взглянуть на вас.
— Монти Мортимер!
— Да, большой шеф — собственной персоной!
— Но… как? Почему? В смысле… как вам это удалось? Ах, я не верю своим ушам.
— Я просто сказал ему приехать, и он приедет. Я забронировал для него место. Может, я беспомощный, но стоит мне начать…
— Да что вы заладили со своей беспомощностью! Дайте подумать. Нет, я ничего не соображаю. Ах, я прямо рассыпаюсь на части от волнения. Я столько раз мечтала о чем-то подобном, что теперь просто не могу этого вынести! Мне заранее дурно. Я все испорчу!
Иниго встревожился.
— Наверное, зря я вам рассказал…
— Ничего не зря, дурачок! Я бы вас не простила, если б вы не рассказали. Ничего, я приду в себя к началу выступления. А если нет, какая я тогда артистка? Господи, ну и шанс! — Она закружилась и ускакала прочь, а потом внезапно вернулась и озабоченно спросила: — А вдруг я ему не понравлюсь? Вот это будет фиаско, правда?
— Вы ему непременно понравитесь, — заверил ее Иниго. — Если нет, он — олух, определенно. И песен моих не получит. Какой король? Ответь, прохвост, иль сгибнешь! Так ему и скажу.
— Прелесть! Но послушайте, Иниго, я не позволю вам связывать судьбу своих песен со мной…
— Да бросьте, не думайте об этом. — Он поймал ее за руки. — Еще раз извините, что не успел на ваш праздник…
— Не принимайте близко к сердцу! Я не могла на вас не сердиться, понимаете? А вам следовало меня предупредить. Хотя так, конечно, получилось гораздо веселей.
— Вот именно! И если бы я ничего не добился, вы бы расстроились и испортили себе весь праздник, определенно. Вот только про подарок я забыл…
— Не забыли. Монти — мой подарок. Самый чудесный подарок!
— И я до сих пор вас не поздравил. Еще ведь не поздно? Всего вам наилучшего, Сюзи.
— Спасибо, — тихо и скромно ответила она. А потом радостно выпалила: — Ох, я идиотка, но я так счастлива! Иниго, вы — чудо!
Она обвила его руками и поцеловала — все в одно мгновение ока.
Минуту или две он держал ее в своих объятиях. Нет, не минуту или две. То были не просто минуты, стремительно отмеряемые ходиками на каминной полке и уходящие в забвение; мир Времени остался где-то далеко-далеко — жалкие, заброшенные темные развалины; Иниго прорвался наружу, в заколдованный горний мир, где солнца и луны встают, замирают на месте и продолжают свой ход по малейшему мановению духа. Давайте же оставим его там. Мы должны помнить, что он — весьма романтичный и необузданный юноша, да еще влюбленный — словом, юный осел. А у подобных ослов, как известно, случаются такие моменты. Исида по-прежнему является им, как явилась однажды их легендарному золотому собрату, а они по-прежнему едят ее розы, чтобы вернуть себе человеческий облик.
I
Последний раз читатели побывали на выступлении «Добрых друзей» несколько месяцев назад, когда труппа давала свою первую настоящую премьеру в Сэндибэе. Событие было огромной важности — или так им казалось, — но не шло ни в какое сравнение с этим субботним бенефисом в гатфордском театре. День рождения Сюзи, ее бенефис, с минуты на минуту явится мистер Мортимер, все места раскуплены — даже ложа! Да, в гатфордском театре была ложа — не четыре, не две ложи, а всего-навсего одна. Ее украшали довольно потрепанные занавесы, а различить позолоту на четырех маленьких стульчиках еще никому не удавалось, но все-таки это была самая настоящая ложа, готовая принять любого почетного гражданина, вздумавшего посетить гатфордский театр. Разумеется, ложу мог заказать любой, но, поскольку почетные граждане редко посещали театр, а обычные люди предпочитали места поудобней, она почти всегда пустовала (хотя время от времени там соглашались посидеть коллеги и друзья директора). Сегодня вечером места в ложе купили. Никто не знал, кто бы это мог быть, или просто не признавался, что знает. Скажем, Джерри Джернингем вполне мог догадываться, чьих это рук дело. Но его не спрашивали — во-первых, потому, что спрашивать было некого (он явился лишь к самому началу выступления, едва успев переодеться и загримироваться); а во-вторых, опять же, никто не догадался его спросить. Разве что миссис Джо могла бы это сделать, потому что она была веселей, довольней и любопытней всех остальных, когда речь заходила о ложе. По ее мнению, ложа задавала тон всему выступлению. Ей не терпелось краешком глаза увидеть шикарное белое платье и выдать чистую грудную ноту для ослепительной бриллиантовой диадемы. Да и потом, с ложами никогда не знаешь наверняка, кто или что оттуда выскочит — выгодный контракт на резидентный сезон в Борнмауте, например. Миссис Джо была взволнована, заинтригована и ничуть этого не скрывала. Вероятно, в глубинах ее разума сработал пророческий инстинкт — в конце концов, все уважающие себя контральто звучат пророчески, и ложа действительно сыграла большое значение в жизни труппы. Точнее, сыграло все происходящее. Песок уже почти пересыпался из одной колбы часов в другую, и потому значение имела каждая песчинка.