Добрые друзья - Джон Бойнтон Пристли

— Так позовите полицейского! — воскликнула мисс Трант.

— В окрестностях должен быть один, — с сомнением ответил старик. — Обычно он заглядывает на все спектакли, но сегодня что-то не показывался. На углу должен стоять. Может, они угомонятся, ежели его увидят.

Прибывший через пять минут полицейский встал прямо за спинами хулиганов, предварительно уведомив их привычным «Ну-ка, ну-ка! Соблюдайте тишину!» о том, что сам закон во всем своем сине-серебристом величии пришел на стражу порядка. Однако в полицейском больше не было нужды. Шумный и разудалый номер, который труппа дала сразу после выхода Мейми Поттер, предоставил Сюзи и Джерри широкий простор для мимической игры. Едва они допели первый куплет — сущий пустяк по сравнению с дальнейшими шуточками и фокусами, — как Сюзи заметила в передних рядах движение: кто-то пробирался к своему месту в четвертом ряду — последнему креслу слева от прохода. Это мог быть только великий Монти Мортимер. На минуту или две Сюзи пришла в ужас: у нее подкосились ноги и пересохло в горле; из головы вылетело все, что могло вылететь — слова, движения, заботы — все! Ей почудилось, будто она больше никогда не сможет развеселить публику. А потом через рампу перелетел громкий дружелюбный хохот из зрительного зала — его вызвала случайная гримаска, которую Сюзи скорчила почти машинально. И тут все ее страхи улетучились, оставив в груди лишь легкий трепет и четкую уверенность в том, что у нее в запасе еще бесконечное множество чудесных трюков. Она вылетела на сцену, превратившись в хохочущий ураган веселых шуток, и в мгновение ока переиграла каждого, кто был на сцене, даже Джимми. У нее в голове ожили все образы глупых продавщиц, фыркающих девиц, оплывших и печальных коротышек, высоких и гнусавых гордячек, знаек и незнаек, которых она когда-либо видела. За считанные секунды, в необузданном порыве радостного вдохновения Сюзи создала их, вывела на свет и разом уничтожила. Зрители хохотали, ревели, ловили каждый ее жест. Даже те, кто сидел в ложе — вот загадка, кто же это был? — от смеха согнулись пополам, и Сюзи на миг показалось, что смех ей знаком. Мистера Монти Мортимера она не видела и не представляла, что с ним творится, но если ему не по душе ее игра, что ж, скатертью дорожка!

— Не сбавляйте темпа, так держать! — выпалил Джимми, когда они ушли за кулисы. — Джерри, ты следующий. Покажи им, на что ты способен!

И Джерри показал. Он свернул для них за угол. Пока он пел, то была просто милая веселая песенка, но стоило ему затанцевать, как она наполнилась множеством новых смыслов и оттенков, неподвластных словам или музыке. Его длинные изящные ноги в сверкающих штиблетах сразили публику наповал. Когда он отбросил последние приличия и заскакал по сцене, точно сумасшедший — все движения при этом оставались хирургически выверенными и точными, — а к Иниго, трясшему вихром над клавишами, присоединился Джимми на барабанах, Митчем на банджо и дружный хор остальных «Добрых друзей», зрители повскакивали с мест. Последний двойной щелчок — пом-пом — и Джерри замер на месте, тяжело дыша и сияя улыбкой. Зал взревел от восторга. Джерри поклонился, бросил мимолетную улыбку в сторону ложи, поклонился еще раз и ушел со сцены. Вернуться пришлось практически сразу: еще целых пять минут его ноги рассказывали зрителям, как прекрасна эта жизнь. Очередной шквал аплодисментов, и на сей раз к Джерри подошла девушка, следившая за порядком в партере. Она вручила ему несколько небольших свертков, один из которых, очевидно, потребовал дополнительной улыбки в сторону ложи, не говоря о бесчисленных поклонах зрительному залу. Артисты за кулисами успели заметить, как сверкнул в свете софитов золотой портсигар. Прочие дары состояли из конфет и сигарет — обычных подношений к алтарю безнадежной страсти. Но золотой портсигар явно был не от жительницы Гатфорда. Даже самая преданная машинистка или продавщица не смогла бы подарить ему такую чудесную дорогую вещицу. Джерри, который с каждой секундой принимал все более загадочный вид, убежал в гримерную, так и не снизойдя до объяснений.

Было решено, что следующей опять выйдет Сюзи. Она упросила Джимми, от изначальной задумки которого и так ничего не осталось, выступить с сольным номером — «пока нас хорошо принимают», — а поскольку концерт был посвящен ей, Джимми не смог отказать.

Услышав имя Сюзи Дин, зрители захлопали в ладоши, а с ее появлением на сцене аплодисменты и крики стали еще громче. Не скупясь на мимику и жесты, она исполнила песенку Иниго про возвращение домой, и публика по достоинству оценила каждое ее слово, каждую ноту и гримаску. Большинство зрителей уже видели Сюзи на сцене. Она была самой юной, самой любимой артисткой труппы, сегодня был ее бенефис, и потому у публики имелись все причины устроить ей великолепный прием. Но даже если бы они видели ее впервые, ничего бы не изменилось. Это был ее вечер, ее праздник, и Сюзи пригласила на него всех и каждого. Зрители чувствовали себя ее закадычными друзьями, одной большой компанией, и казалось, что она стоит на сцене в свете софитов лишь потому, что ей выпало быть самой хорошенькой и самой веселой из них. Первое ощущение из разряда «сейчас или никогда» прошло; она знала, что на нее смотрит Монти Мортимер, но это ее больше не волновало; в огромном порыве безудержного веселья она смела с лица земли все скучное, серое и унылое. Иниго, лениво перебиравший клавиши, был заворожен и почти напуган. Перед ним стояла Сюзи — смысл его жизни, обожаемый и хорошо знакомый смысл, — но в тот миг она стала больше и ярче, чем сама жизнь. Ее характер и личность полностью растворились в этой публичной Сюзи, колоссальной Сюзи-для-всех, готовой покорить и пленить любую сцену, любого зрителя, устремиться в самое сердце страны чудес, мира электрических вывесок, фотографов, репортеров, агентов по печати и рекламе, огромных машин и дорогих обедов в шумных сверкающих ресторанах. Все это, казалось, уже принадлежит ей по праву. Стоит Сюзи только поднять пальчик, и вокруг нее вмиг соберется толпа и вспыхнут прожектора, высвечивая ее имя на безумных эмпиреях Шафтсбери-авеню. Даже образ грозной Этель Джорджии на миг померк в голове Иниго — с появлением Сюзи она показалась ему блеклой и изможденной. Страна чудес уже смыкалась над его возлюбленной. Он не знал, хорошо это или плохо. Сердце щемило, но у боли был сладкий привкус. Сначала Иниго захотелось прекратить играть, схватить Сюзи за руку и увлечь в темноту — просто посидеть с ней рядом в трамвае, отвести ее обратно в пыльные съемные комнаты, вернуться к привычной круговерти воскресных поездов, черствых сандвичей, крошечных вестибюлей и уютной нищеты. А в следующий миг Иниго уже хотел играть и играть, чтобы Сюзи хохотала и плясала до тех пор, пока все ее мечты и чаяния не сбудутся, все мирские блага не свалятся в кучу у ее ног, а он… что ж, он будет маячить где-то на заднем плане, любуясь ее небывалым, ее непреходящим счастьем. Но… что же потом? Ах, Иниго не знал. Ему казалось, что он бодрствует уже несколько недель подряд, без перерыва на спасительное бесчувственное забытье, на старый добрый сон. Видимо, он устал. Однако Иниго не чувствовал усталости, он чувствовал себя пьяным и чуточку безумным. Тиддли-иддли-ом-пом, тиддли-иддли-ом. Да-да, именно что безумным, определенно. Пом-пом.

Сюзи выступила на бис один раз, выступила второй, но даже тогда гром оваций не стих. Ей тоже вручили подарки, цветы и один настоящий букет — из разряда оперных, нечто совершенно невообразимое в мире бродячих трупп. К нему прилагалась таинственная коробочка. Сюзи хотела что-нибудь сказать, но была слишком взбудоражена и никак не могла отдышаться. Джимми вытолкал остальных артистов на сцену для очередного совместного номера, а ее, счастливую и задыхающуюся, оставил за кулисами, где она тут же получила поздравления от мистера Окройда.