Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

«Господи, они же тронутые, – подумал он. – Действительнотронутые. Могу поспорить, так выглядели убежища в Лондоне во время немецкихбомбежек в 1940 году».

Он обернулся к Дьюку и спросил:

– С кем ты разговаривал? Кто сказал тебе, что намечаетсячто-то большое?

– Джанет, – ответил Дьюк, не глядя на него. Его бровивыразительно нацелились на Робби Дельрея, того, кто спас его от безумия вметро. В глазах Дьюка Пирсон читал восхищение и обожание.

– Дьюк, это действительно большое собрание?

– Для нас да. При мне столько народу никогда не собиралось.

– Ты поэтому так нервничаешь? Слишком много людей в одномместе? – Нет, – просто ответил Дьюк. – Робби нюхом чует летучих мышей.

Он… Тс-с-с, начинается.

Робби Дельрей, улыбаясь, поднял руки, и гомон мгновенноутих. Пирсон видел такое же обожание, как у Дьюка, на многих лицах. А на других– по меньшей мере уважение.

– Спасибо, что собрались, – спокойно произнес Дельрей. –Думаю, мы наконец получили то, чего некоторые ждут уже четыре или пять лет. Этовызвало бурные аплодисменты. Дельрей выждал некоторое время, оглядываяпомещение с сияющим видом. Наконец он поднял руки, призывая к тишине. Когдаовация (в которой он не участвовал) прекратилась, Пирсон сделалразочаровывающее открытие: ему не нравился друг и наставник Дьюка. Он былопринял это за ревность – теперь, когда Дельрей витийствовал перед собравшимися,Дьюк Райнеман явно забыл о существовании Пирсона, – но нет, об этом он вовсе ине думал. Было что-то фатовское, самодовольное в этом жесте, поднятием рукпризывающем к тишине; что-то, отражающее инстинктивное презрение беспринципногополитика к слушателям.

«Да нет, – сказал себе Пирсон, – нельзя так. Ты же ничего незнаешь».

Действительно, Пирсон не имел права так судить и поэтомустарательно отгонял неприятное ощущение, чтобы дать Дельрею шанс, хотя бы радиДьюка.

– Прежде всего, – продолжал Дельрей, – я хотел быпредставить вам нового члена нашей группы – Брэндона Пирсона, из самого дальнегоМедфорда. Встаньте на минутку, Брэндон, покажитесь вашим новым товарищам.

Пирсон удивленно взглянул на Дьюка. Тот, усмехнувшись, пожалплечами, а потом легонько подтолкнул Пирсона в плечо:

– Давай, они не кусаются.

Пирсон не был уверен в последнем. Тем не менее, покраснев,он встал, опасаясь людей, которые оборачивались со своих мест, чтобырассмотреть его. Особенно ему не понравилась улыбка Лестера Олсона -как и егошевелюра, слишком ослепительная, чтобы не вызывать подозрение.

Его собратья, Люди десятого часа, снова зааплодировали,только на сей раз хлопали ему – Брэндону Пирсону, банковскому служащемусреднего уровня и упрямому курильщику. Он снова подумал, не забрел ли онслучайно на сборище Анонимных алкоголиков, предназначенное исключительно дляпсихов (и, несомненно, психами руководимое). Когда он сел на место, щеки елобыли пунцовыми.

– Я бы прекрасно обошелся без этого, спасибо, – пробормоталон Дьюку.

– Успокойся, – Дьюк по-прежнему усмехался. – Всех такпринимают. И тебе это должно понравиться, парень, разве не так? Это же в духедевяностых.

– Да, это в духе девяностых, но мне не нравится, – заметилПирсон. Сердце у него бешено колотилось, а румянец не сходил со щек. Наоборот,похоже было, что он становился ярче.

«В чем дело? – подумал он. – Лихорадка? Мужская менопауза?Что такое?»

Робби Дельрей, нагнувшись, быстро сказал что-то брюнетке вочках, сидевшей рядом с Олсоном, взглянул на часы, затем отступил к накрытомумольберту и снова повернулся к залу. Его открытое, веснушчатое лицо делало егопохожим на мальчика из церковного хора, способного на любые безвредные пакости– бросать лягушек девчонкам за воротник, выдернуть простыню из-под маленькогобратика и всякое такое – во все дни, кроме святого воскресенья.

– Спасибо, друзья! Садитесь, Брэндон, – сказал он. Пирсонпробормотал, что рад находиться здесь, но он был не искренен – а вдруг егособратья, Люди десятого часа, окажутся просто сборищем идиотов новой эры? Вдругпод конец он будет воспринимать их как хорошо одетых религиозных фанатиков,вскакивающих при первых звуках гимна? Что тогда?

«Перестань, – приказал он себе. – Дьюк-то тебе нравится,правда?»

Да, Дьюк ему нравился, и, наверное, Мойра Ричардсон тоже…Коль скоро он отбросил внешнюю сексуальную оболочку и мог оценить ее какличность.

Может, есть тут и другие замечательные люди. И он забыл, покрайней мере на какое-то время, почему они все собрались в этом подвале – из-залетучих мышей. Учитывая такую угрозу, можно бы смириться с парочкой самодовольныхидиотов, а?

Видимо, можно.

«Отлично! Теперь сядь, успокойся и смотри парад».

Он сел, но успокоиться не мог, во всяком случае,окончательно. Отчасти потому, что был новичком. Отчасти потому, что терпеть немог недобровольное общение – как правило, людей, которые называли его по именибез разрешения с его стороны, он воспринимал как своего рода угонщиков. Аотчасти…

«Да перестань же! Неужели ты еще не понял? У тебя просто нетвыбора!»

Неприятная мысль, но спорить с ней было трудно. Сегодня утром,случайно повернув голову и обнаружив, что на самом деле скрывается под костюмомДугласа Кифера, он тем самым перешел черту. Он думал, что хотя бы это емупонятно, но лишь сейчас осознал, что черта эта роковая, что шансы пересечь ее вобратном направлении и вернуться на другую сторону (на безопасную сторону)ничтожны.

Нет, он не мог успокоиться. По крайней мере, пока не мог. –Прежде чем мы перейдем к делу, я хочу поблагодарить вас всех, что вы так быстрособрались, – говорил Робби Дельрей. – Я знаю, что не всегда можно уйти, невызывая подозрений, а в некоторых случаях это просто опасно. Не думаю, чтобудет преувеличением сказать, что мы вместе прошли огонь и воду… И медные трубытоже… Вежливые улыбки в зале. Большинство из них готово восторгаться любымсловом Дельрея.

– … И никто не знает лучше меня, как трудно быть одним изнемногих, кому известна истина. С тех пор как я увидел первую летучую мышь пятьлет назад… Пирсон заерзал, испытывая ощущение, которого никак сегодня неожидал, – скуку. Чтобы этот необычайно странный день кончался именно так –сборище в подвале книжного магазина слушает веснушчатого маляра, которыйтолкает нуднейшую речь в худших традициях Ротари-клуба… Но другие были словнозачарованы; Пирсон оглянулся, желая убедиться в этом. Глаза Дьюка сияли точнотаким же восхищением, какое Пирсон наблюдал в детстве у своего пса Бадди, когдадоставал его тарелку из-под мойки в кухне. Камерон Стивенс и Мойра Ричардсонсидели обнявшись и уставившись на Робби Дельрея разинув рты. И Джанет Брайтвуд.И все прочие в маленькой группе вокруг волшебной шарманки. «Все, – подумал он,– кроме Брэндона Пирсона. Давай, дорогуша, попробуй врубиться в программу».