Свет дня - Грэм Свифт

Прямо в Уимблдон-коммон. А что, почему бы и нет? Тут всякое бывает — даже средь бела дня. Грабежи, изнасилования, убийства. А кто-то накачивается химикалиями. Куски ландшафта, не знаю уж, насколько прирученного.

От его могилы рукой подать — вон там, за кладбищенской оградой. Уимблдон-коммон соседствует с Патни-вейл. Эта мысль вызывает у него сейчас улыбку — моя мысль, он может их читать. Да, прямо там, как бешеные. В весеннем лесу. Что мне теперь твои цветочки.

Стою на кладбище и думаю про совокупляющуюся пару. Надо изобразить себе ситуацию. Даже после того как появилась квартира в Фулеме. Ради бешеного восторга. Даже той последней осенью, когда положение изменилось — когда хорваты победили. Последние лесные прогулки.

Они шуршат прошлогодними листьями. Сентябрь: листья этого года еще висят, еще дают укрытие. Он смахивает с ее спины веточки, кусочки коры. Уже ритуал своего рода. На ней все та же его старая куртка. Оба еще влажные и помятые от близости. И она уже знает, что скоро это может стать воспоминанием. Английский лес. Папоротник, куманика, береза. Для того, чтобы приехать в эту страну, у нее были причины. И она до сих пор учит английские слова — его очередь быть ее педагогом.

Она задевает что-то ногой, нагибается, смотрит. Волосы свисают справа и слева, оголяя шею. Она знает слово «гриб», но забыла, если вообще знала, другое слово. «Toadstool», — говорит он. Жабья табуретка. Он еще что-то объясняет, и оба на короткое время задумываются о тайне слов. Toadstool. А есть еще foxglove. Цветок такой. Лисья варежка…

Ну и что это за грибы? Съедобные или нет? Он не знает. Она срывает несколько штук и делает вид, что кладет в рот. Потом пятится, хватается за живот, закатывает глаза — притворяется, что ей плохо. Шутка: она смеется, потом видит его лицо и умолкает. Он думает (может быть, она читает его мысль, может быть, думает одновременно с ним то же самое): а вдруг она забеременеет? Что тогда?

«Что вам было до всего этого?» — спросил Марш.

Может быть, он тоже что-то уже почуял. Может быть, это шло от меня волнами, наряду с «явными признаками подавленности» (я видел эти слова в его рапорте).

«…свидетель обнаруживает явные признаки подавленности…»

Комната для допросов. Застарелый запах дыма. Из дальнего конца коридора — приглушенные телефонные звонки. Надо же — опять здесь оказаться. После стольких лет.

«Довольно странно получается. Только прибыли наши люди — и тут третья сторона, человек, к полиции отношения не имеющий, в возбужденном состоянии, требует, чтобы его пропустили. Мало того — говорит, что является одним из нас и поэтому, мол, имеет право. Выясняется — являлся когда-то, теперь нет».

Быстрый, жесткий взгляд.

Волосы песочного цвета, над ушами седина. Серые водянистые глаза, в которых спрятан кремень. Под пятьдесят. Из тех, что кажутся безвредными и мягкими, а потом вдруг показывают мускулы. Из тех, что хорошо подходят для этой должности, потому что не выглядят как детективы. Можно представить себе его школьным учителем. И домашнюю работу он, похоже, выполнил. Что-то припомнил, сообразил — или навел справки, зная, что я бывший сотрудник Департамента уголовного розыска.

Чуть отклонился назад. Простое, усталое выражение лица. Кончил уже с Сарой или нет? Он держался за свой галстук, как рефери на боксерском ринге за свисток.

«Наверно, это первый раз, когда два детектива-инспектора сидят друг против друга за этим столом. — Мягкость, от которой в любой момент жди укуса. — И последний — по крайней мере с моим участием. Через месяц на пенсию. Годы вышли».

Значит, последнее его существенное дело. И потому только ему поручено, что выглядит ясным как день. Признание и арест в течение нескольких минут после события. Тут и месяца-то много. И вдруг — я.

Твое последнее дело. Как это бывает? Хочешь уже расслабиться, хочешь легкой прогулки? Или хочешь сотворить из этого лакомое блюдо, смаковать каждую подробность?

И он знал про мое последнее дело. Я видел по глазам.

«Ну, а вы, сдается мне, — шутку сопровождает быстрая улыбка, — хотите обратно».

Кончил уже с Сарой или нет? Что ему до всего этого? Дело, одно из многих. Все близко к сердцу не примешь.

Но дело для него последнее. Он не обязан был мне это сообщать. Может быть, тщеславие. Последнее дело — и убийство, ни больше ни меньше. Не просто уйти, а с фанфарами.

«Вы ведь не по собственному желанию тогда ушли. Не тот случай, насколько я знаю».

Вот оно, вот. Опять проступил кремень. Он мог бы даже и больший интерес ко мне проявить — поскольку Сара была, считай, в кармане. Поиграть со мной в игры. Задаешь жару подозреваемому, который скорей всего ни при чем (помню, как же). Твое последнее дело. Смакуй, смакуй.

Серые усталые глаза. Мягкие, потом твердые, потом опять мягкие. Глянул как учитель — глянул как папаша. Семьянин. Жена, взрослые дети (догадка, но оказалась верной). Как он сам не подкачал — так и они. Дома в нем не видят полицейского — того, кто давит на подозреваемого, спокойно ходит около трупа. Умеет переключаться. Скоро ему уже домой насовсем.

Я мог бы быть на его месте. Два детектива-инспектора. Только у него служебный стаж побольше — а я все-таки бывший детектив-инспектор.

Если строго по правилам, он должен обращаться ко мне официально: «сэр». Должен, но…

Будь я на его месте, я бы дослужился уже до главного детектива-инспектора. Он добился того, чего добился, — не слишком многого, если честно, — большей частью за счет усердия. Я это видел. И он видел, что я это вижу. Если бы он был главным детективом-инспектором, он, может быть, разговаривал бы со мной иначе. Как высший с низшим. И не был бы настолько тактичен, чтобы сообщить о своей скорой отставке.

«В восемьдесят девятом, если не ошибаюсь».

Я мог бы сидеть на его месте. Ворошить старое дерьмо и думать о скорой пенсии — а над кем-то тем временем висит обвинение в убийстве.

Он оставил пока эту тему (снаряд, который может пригодиться позже).

«Ну, так что же вам было до всего этого?» — повторил он.

«Миссис Нэш была моей клиенткой».

«Но вы уже выполнили поручение. Даже перевыполнили. Ваша работа была кончена, когда вы увидели, как мисс Лазик пошла к выходу на посадку, и сказали об этом по телефону миссис Нэш».

«Лазич», — поправил я. Он раз за разом произносил неправильно.

«Лазич. Ни о чем другом миссис Нэш вас не просила».

«Она сказала: следите за ними».

Следите за ними, Джордж.

«Следите за ними? И вы продолжали следить теперь уже за ним одним, так? Вы ехали за мистером Нэшем всю дорогу из аэропорта — „чтобы убедиться“, так вы заявили, — до тех пор, пока он не повернул на Бичем-клоуз. После этого вы развернулись и отправились домой».