Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин

– У тебя нос в креме.

– Нос? – Я скосил глаза, поднял палец, чтобы вытереть крем, но Танюшка плавно подалась вперед и аккуратно слизнула его.

– Ого, – тихо сказал я, чуть сузив глаза и не сводя их с Танюшки, которая так и не отодвинулась, улыбаясь. – Это как понимать?

– А я тортом не наелась, – почти промурлыкала она, – сла-а-аденького хочется…

– Сла-а-аденького? – уточнил я, распуская шнуровку ее куртки, и так завязанную халявно. – Ну-ну… Как встретишь Новый год, так его и проведешь, Тань, а я не знаю, хватит ли меня на год…

– Прибедняемся? – Она чуть ли не обвилась вокруг меня и выдала открытым текстом: – Ну, Олег, ну, мне очень хочется!

– Думаешь, мне – нет? – поинтересовался я, стягивая куртку с ее послушно подавшихся назад плеч. На мне куртки не было, я приподнялся на руке, чтобы Танюшке было удобней сдернуть с бедер штаны, отпихнул их ногой. Она оттолкнулась ладонями от моей груди, высоко вскинула, завалившись на спину, длинные ноги, стягивая свои штаны. Я ей охотно помог и уже не отпускал…

…На лицо Танюшки – с закушенной губой, отстраненное – падали сбоку отсветы костра. Лицо отдалялось и приближалось в такт моим движениям.

– Хорошо… хорошо… хорошо… – безостановочно повторяла она, ритмично отталкивая меня ладонями в грудь и тут же подавая их обратно.

«Хорошо… хорошо… хорошо…» – отдавалось у меня в висках. Но что-то все-таки было нехорошо.

Было.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛОТАРА БРЮННЕРА

Вот мы и возвращаемся в Европу после почти шестилетней кругосветки. Иногда мне кажется, что эти годы – как странный сон, от которого никак не получается проснуться. Пишу у костра, и по другую сторону огня молчаливо и строго стоят тени тех, с кем я попал сюда когда-то.

Кто из них остался рядом со мной? Нас было двадцать пять гитлерюнге, упрямых и смелых мальчишек, решивших в конечном счете, что и в этом мире можно остаться людьми. Мы не ошиблись. Но какова цена?

Остались Юнгвальд, Мюссе и Ульрих. И я. Среди трех десятков парней и девчонок, которые идут за конунгом Лотаром. Интересно, что не они, совсем не эти трое, для меня самые близкие друзья, не с ними я советуюсь, если что-то важное нужно решить. Но у костра мы сидим рядом и спим вместе, плечо в плечо. Не сговариваясь, так получается само собой. Даже другие немцы – Фриц, Пауль, Эва, Адольф, Алиса, – которые прибились позже, не вызывают у меня такого странного и пронзительного чувства общности.

По географии я учил, что пространства Средней Азии в СССР – это пустыни. Здесь мы идем по бесконечным, очень красивым травянистым степям, где ночью высокий – до груди! – ковыль переливается под луной серебряными волнами. Где-то впереди Каспийское море. Говорят, в этом мире оно соединяется с Аральским в одно большое внутреннее море. Мы обогнем его с севера и пойдем дальше на запад.

Сколько еще осталось нам? Сколько осталось Тане? Сколько осталось мне самому?

Я десятки раз мог погибнуть и не погиб. Я иногда сам удивляюсь, пролистывая блокнот. Тибет. Страшная бездонная трещина. Я рассматриваю свою ладонь, впившуюся в лед, как когтистая лапа, и вижу, что из-под ногтей без боли сочится, окрашивая синий лед в черный цвет, алая кровь. Срывается из-под ноги кусок льда – я не слышал, как он упал… Тайфун в Китайском море. Полет – и я вишу за бортом, меня перехватывают руками за одежду за секунду до того, как с неслышным щелчком лопается страховочный трос, и его конец, словно клинок, разрубает одежду и грудь Женьки до самых ребер… А вот покрытые вечным туманом берега таинственной Пацифиды, схватка на болотистом берегу, по пояс в теплой жиже, среди висячих корней – и совсем некуда отступать, и корабля не видно, а джунгли гниют и зовут нас присоединиться к этому…

Да. Удивительно, что мы живы. Точнее – что именно мы.

Что делать дальше? Может, имеет смысл отыскать Шарля, если он вернулся живым из Африки, и просто присоединиться к нему – у него наверняка есть какие-то идеи… Кстати, до чего странно думать, что Шарль – он и есть тот самый генерал де Голль, который, говорят, сейчас там в числе победителей Германии. Мне иногда интересно: а что там со мной?

Убит, наверное.

Жаль. Вот интересно: тут война, подобная нашей Второй мировой, так и не началась. А Первая, говорят, была – конечно, в уменьшеном масштабе, но была.

Черт побери, но ведь должен быть у этого какой-то смысл?! Четыре года назад Колька, с которым мы довольно долго шли вместе, сказал, что смысла нет. Просто в нас кто-то играет, как играют в шахматы на доске.

* * *

Меч Арагорна – знаменитый Андрил, «Возрожденная Молния» – лежал поперек его широко разведенных колен. Я сел на скамью наискось от него. Над утренним лесом плавал туман. В этом видении я был в полном снаряжении – не только при оружии, но и в бригантине, в краге на левой руке.

– Ваше Величество. – Я склонил голову и перекинул палаш через колено, уперев его в носок правого сапога. – Я хотел спросить. Я пришел, чтобы спросить… Как мне быть дальше? Я запутался. Я что-то сделал не так. Временами я ощущаю себя предателем…

– Потому что ты предал, – тихо сказал Арагорн. – Своих друзей. Свою мечту. Самого себя. И сейчас пытаешься спрятаться от своего предательства на красивом острове.

– Да. – Я потер переносицу. – Кажется, это так, Ваше Величество. Странно, что мне понадобилось столько времени, чтобы это осознать… Но они…

– Вождю могут изменить его люди. А он не имеет права им изменять. Даже если не осталось надежды. Тогда нужно просто идти навстречу всему, что дает жизнь. И принимать это со всем мужеством, которое есть в тебе.

– Здесь быстро ржавеет оружие. – Я поднял глаза от сапог. – Боюсь, что заржавело и мое мужество. Я не смогу быть вождем.

– Тогда будь хорошим клинком у хорошего вождя. Это лучше, чем ржаветь вместе со своим клинком. Для созданного сражаться вечный покой может стать прокляитем.

– Значит… – Я задумался. – Значит, несколько лет, сражения, раны – а потом смерть?

– Тебе нравится та вечность, которую ты обрел?

– Нет, – тихо признался я.

– Тогда о чем ты жалеешь? О десятке лет отдыха на пляже? О сотне лет поедания омаров? О тысяче лет бездумности в шалаше под пальмами? Что ты скажешь мертвым друзьям? Они ведь придут обязательно…

– Да, – прошептал я, вставая. – Да, да, да, да…

…Я вынырнул наружу от того, что Танюшка трясла меня за плечо. В темноте шалаша я различил ее испуганное лицо.

– Олег, – шепнула она, – кто-то ходит вокруг.

– Коза? – Я сел, нашарил палаш.

– Нет. – Она замотала головой. – Олег, это человек. Честное слово.

Я не успел ничего сказать. Циновка на входе шевельнулась, и голос Вадима негромко произнес: