XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин

Вспоминаю лето 1996 года. Начали готовиться ко второму туру президентских выборов. И тут в Москве как с ума посходили. Почему так мало народу голосует? Звонки. Окрики. Понукания.

Пришлось ответить, что весь этот шум производит странное впечатление. Похоже, что в МИДе есть люди, которые всерьез полагают, будто судьба Ельцина (и России) будет решаться в Израиле. Если такие люди есть, то должен их успокоить: Ельцина выберет президентом Россия. Дальше я объяснил, почему не могу следовать рекомендациям из Москвы. И финишировал: ради бога, не звоните ночью после выборов, не нервируйте людей. Кому нужна гонка? Аккуратно все посчитаем и сообщим.

Второй эпизод из этого же ряда связан с нашей недвижимостью в Израиле. МИД пытался обойти юридические нюансы проблемы и решить ее политическим путем. Израильтяне на это пойти не могли (или не хотели), и дело затянулось. Мне приходилось вести изнурительные разговоры с израильтянами и выдерживать несправедливые упреки МИДа.

Отвечая Москве, я настаивал на том, что нужно действовать юридически точно, а не заниматься «самодеятельностью». Тут же сердитая отповедь: о какой «самодеятельности» вы пишете, если есть Указ президента России «О государственной собственности бывшего СССР за рубежом» и распоряжения правительства, коими МИДу поручается вести переговоры. Пришлось разъяснить юристам из МИДа, что указ Ельцина не создает никаких юридических фактов для властей иных государств. А в распоряжениях правительства даже не упоминается главный объект нынешних переговоров — земельный участок на улице Кинг Джордж. В конце своей шифрограммы добавил, что тональность мидовского послания оставляю на совести автора.

* * *

В отличие от бестактностей, которые касались посла и не выходили за рамки узкого круга лиц, бестактности, которые касались Израиля, вызывали шумный резонанс. Классический пример — блиц-визиты в Иерусалим первого заместителя министра иностранных дел России, а затем и самого министра в марте 1994 года. О визитах такого уровня принято предупреждать заранее. Тут или забыли, или не сочли. Во всяком случае, премьер-министр Рабин, по его словам, узнал о визите министра, «слушая радио». Беседуя с представителями Москвы, здесь так и не могли взять в толк, зачем же понадобился этот экспромт. «Дипломатическая небрежность», «оскорбительно покровительственное отношение», — это упражнялись журналисты. Политики выражали беспокойство «раскоординированностью» действий России и США. А если верить тем же журналистам, политики сожалели о том, что «пришлось тратить время на русских». Бестактность стоит дорого…

Поведение моих начальников меня удивило. Но поскольку я представлял все-таки не их, а Россию, то решил прояснить позицию Москвы. 15 марта опубликовал в одной из ведущих газет, «Гаарец», статью «Россия сосредоточивается…»:

«Мне бы хотелось высказать несколько соображений в связи с недавними визитами в Израиль первого заместителя министра иностранных дел России Игоря Иванова и министра Андрея Козырева.

Эти визиты, как мне представляется, было бы разумно рассматривать в русле общей активизации внешней политики России.

Но сначала давайте вернемся на несколько лет назад.

Распался Советский Союз. Рухнула тоталитарно-коммунистическая система. Радикальной критике подверглась советская внешняя политика, которая была функцией конфронтационного пространства и в основе которой лежали имперская идеология и ставка на силу. Новая внешняя политика, внешняя политика посткоммунистической России рождалась в муках, в обстановке хаоса и растерянности. Нигилистическое отношение ко многим традиционным ценностям сопровождалось идеалистическими представлениями о „новом мировом порядке“, где господствуют общечеловеческие ценности и где, как давно известно, „и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их“ (Исаия, II: 6).

Исходя из такого рода представлений, Россия, например, резко сократила продажу оружия (для справки: наша „доля“ в экспорте оружия на Ближний Восток в прошлом году снизилась до 10 процентов). Результат? Суммарный экспорт оружия не сократился. Россия же, к удовольствию своих новых друзей, лишилась традиционных рынков (а значит, и выручки).

Россия отказалась от многих программ производства вооружений и, взяв курс на широкомасштабную конверсию, приступила к расформированию военно-промышленного комплекса. Но, если я не ошибаюсь, наш пример не оказался заразительным, и те же друзья не очень-то торопятся сокращать военные бюджеты, военные программы и вооруженные силы.

В России как-то стали стесняться вслух громко говорить, что она остается великой державой, что у нее есть свои национальные (государственные) интересы и что эти интересы надлежит защищать, используя весь набор средств, не противоречащих международному праву. Результат не замедлил сказаться. В ближнем зарубежье стало считаться чуть ли не признаком хорошего тона „прижать“ русское меньшинство, не принимать во внимание его права и интересы. В зарубежье дальнем (и не очень) возникло убеждение, что Россия перестает быть фактором мировой политики и что ей можно безнаказанно наступать на больные мозоли. И наступали…

Так было. Но так не должно быть, и так не будет.

Совсем в другое время и по другому поводу светлейший князь Александр Горчаков, который двадцать шесть лет возглавлял МИД России, в циркулярной депеше, направленной во все российские посольства, написал свою знаменитую фразу: „Россия сосредоточивается“. Вот именно. Нынешняя Россия тоже сосредоточивается. Это ни в коей мере и ни в коем случае не означает возврата к имперским замашкам. Это означает, что внешняя политика России становится более активной, а защита ею своих внешнеполитических интересов — более энергичной.

Предвижу вопрос: ради каких интересов русские высокопоставленные дипломаты появились в Израиле? Или, если говорить в более широком плане, что влечет Россию в Израиль, каковы ее интересы в этом регионе?

Отвечая на эти вопросы, я мог бы напомнить, что первый русский паломник (игумен Даниил) появился на палестинской земле в 1106 году, что еще в прошлом веке в Иерусалиме возникли „русское подворье“, Русская духовная миссия, русские монастыри и что в начале нынешнего века в Палестине, Ливане и Сирии под эгидой Российского Православного Палестинского общества работали более ста школ. И теперь, когда Русская православная церковь становится самостоятельным фактором российской действительности, нити, связывающие историческую родину христианства с Московской патриархией, а следовательно, с новой Россией, будут умножаться и крепнуть.

Я мог бы напомнить и о том, что в Израиле живут сотни тысяч человек, думающих и говорящих по-русски. И хотя для многих из них Россия была не матерью, а мачехой, они принадлежат и еще долго будут принадлежать русской культуре. Несомненно, значительная группа израильтян российского происхождения способствует росту взаимопонимания между Россией и Израилем, расширению областей взаимовыгодного сотрудничества.

Гуманитарный срез интересов России в Израиле не играет, разумеется, значительной роли в контексте актуальной политической проблематики. Политика, как считают политики, „главнее“ истории и культуры. Но „главнее“ только в каждый данный момент. С точки же зрения исторической перспективы интересы гуманитарного характера могут перевешивать интересы политические. Вот почему, пытаясь разглядеть контуры „Нового Ближнего Востока“, я начал с того, о чем политики обычно вспоминают в последнюю очередь.