На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока пили кофе с галетами, поспело варево. Фредди не стал отказываться. Ели молча, серьёзно. Эркин остался мыть посуду и закладывать варево на вечер, а Фредди с Андреем пошли перегонять поднимавшихся бычков.
Когда Эркин подскакал к стаду, Фредди уже не было.
– Умотал?
– Не видишь? – Андрей мрачно гонял во рту сигарету. – Пачку мне оставил и того… осчастливил своим отсутствием.
– Как-как? – переспросил Эркин. – Ты чего-то закрутил. Я не понял.
Андрей хмыкнул и повторил фразу уже по-английски.
– Здорово! – рассмеялся Эркин.
– Угу. Ты на этот раз от дождя всё укрыл?
– В тот раз ты убирался. А я укрыл. Ладно, не кипи, – остановил он Андрея. – Гроза, заранее не знаешь. Мука пропала, видел. А крупу подсушим, если дождя не будет…
– А разложим для сушки и ливанет?!
– А на костре! – рявкнул Эркин. – На сковородке! Ты чего психуешь?
– А ничего! – Андрей отвернулся и, глядя в сторону, уже извиняющимся тоном сказал. – Разбередил он меня с этим днём. День матери, теперь отца… Навыдумывали, гады, только душу травят.
– А что, отец у тебя…
Эркин не закончил фразу, с таким искажённым лицом рванулся к нему Андрей, схватил за плечо.
– Слушай ты… – Андрей проглотил несказанное.
Они почти соприкасались лицами. Эркин напрягся, приготовился к удару, но Андрей убрал руку и отодвинулся.
– Никогда, – голос его был спокоен и тих, но настолько и так странен, что Эркин ждал самого страшного. – Никогда не спрашивай меня об этом. Слышишь, никогда.
Андрей рванул повод и поскакал на другую сторону стада. Эркин молча смотрел ему вслед. Что ж, у каждого своё. Каждый своего хлебнул. Не хочет Андрей, не будет он, конечно, поминать об этом. Ему-то что? Ему что отец, что мать… Всё одно. Всё осталось там, за границей памяти. Может, и было. Кто-то ж рожал его. От кого-то. Только для него-то этого не было. Не было! Не было, понятно?! И по фигу ему вся эта хреновина о родителях и родной крови. По фигу! Эркин хлестнул Резеду и поскакал в обход стада, издали грозя лассо Подлюге.
Но вечером у костра Андрей вдруг сам заговорил об этом.
– Ты вот что… Ты не обижайся, Эркин. Ну, за сегодняшнее.
– Я не обижаюсь, – пожал плечами Эркин. – Бывает.
– Нет, ты… ты пойми. Мать говорила, чтоб об отце молчали вмёртвую. Кто бы ни спрашивал, что бы ни сулили, как бы ни пугали. «Ты врать не умеешь, – говорила, – молчи. Убивать будут, молчи. Меня убивать у тебя на глазах, всё равно молчи». Я… – Андрей привстал на коленях. – Я же помню его, Эркин! Нельзя мне об этом. Нельзя. Мать просила, пойми…
Он вскочил и ушёл в темноту. Эркин молча поворошил поленья. Когда Андрей, вытирая глаза и судорожно переводя дыхание, вернулся и сел на своё место, так же молча подвинул ему кружку с кофе.
А ещё через день, когда вроде всё забылось, Андрей вечером порылся в своём мешке и вытащил флягу. Не ту, армейскую, как у Эркина, а самодельную, из бутылки, обшитой тканью. Отвинтил колпачок и разлил в кружки.
– Давай, – и шуткой скрыл всё, о чем нельзя им говорить. – Кто-то ж постарался, чтоб мы были. За них и давай.
Эркин кивнул, поднимая кружку, и глотнул. Бесцветная пахучая жидкость обожгла горло, выжав на глаза слёзы. Эркин закашлялся.
– Заешь, – протянул ему кусок мяса Андрей. – Это я у одного… сменял. Давно ещё. Тяну помаленьку.
– Что это? – откашлялся, наконец, Эркин.
– Тот чмырь клялся, что настоящая русская.
– Водка?
– А что ещё?
Андрей тщательно завинтил крышку и убрал фляжку. Вернулся к костру. Эркин поворошил поленья. От выпитого по телу прокатывались тёплые волны и как-то странно кружилась голова.
– Крепкая, – Эркин смущённо улыбнулся. – Даже в голову ударило.
– Ты ж говорил, что умеешь пить, – засмеялся Андрей.
– Такого я никогда не пил.
– А… там?
– В Паласе? – Эркин спокойно поправил упавшую на лоб прядь. – Там совсем другое подавали. Сладкое. Я же эл, в эл-пи был.
– А это чего такое?
– Эл, значит, для леди, эл-пи – Палас для леди. А кто для мужчин, те джи, джи-пи – Палас для джентльменов. Там рабыни были, – Эркин усмехнулся, – в основном.
– А?.. Стоп, – остановил сам себя Андрей. – Понял, – и сплюнул в костёр. – Система.
– Система, – кивнул Эркин. – Были ещё О-Паласы. Туда, говорят, те ходили, кто мучить любит или… гадости там разные.
– О? – переспросил Андрей и тут же кивнул. – Понял, это от other.
– Да? – удивился Эркин. – Не знал. Ну, так вот. О них всякое болтали. Кого туда отобрали, то всё, тех уже никто не видел. Элов навалом, джи… тоже. А тех нет. О-Палас и всё. С концами. – Эркин потёр ладонями лицо. – Болтаю я чего-то, будто травы нажевался.
– Какой травы?
– Да говорил я тебе вроде. Ну, гонял бычков когда, ещё до Свободы, без жратвы раз остались, кончились продукты, вот и жевали её. Она голод забивает, и язык без привязи становится. Если увижу где, покажу.
– А называется как?
– А хрен её знает. Я вон из деревьев только дуб и клён отличаю. И то мне уже в имении показали. Послали раз кленовую аллею чистить, а я не знал, где она. Мне как влепили плетью, так я туда птичкой влетел и на всю жизнь запомнил, какой клён из себя. И с дубом так же. Павлиньи перья в одном Паласе видел, а самого павлина… А называюсь индейцем. – Эркин усмехнулся. – Хреновый я индеец.
– Ты ж не виноват в этом.
– Мне-то от этого не легче.
– Оно так. А разболтался ты, это точно, – Андрей засмеялся. – Так что водку ты пить не умеешь. И не хвастай.
– Я не хвастал.
– А что, много вам… ну, спиртного давали?
– В пайке не давали. А так… клиентки угощали. Там отхлебнуть, допить…
– А закусь?
Эркин засмеялся.
– Стащить успеешь, так закусишь. Мне один раз коньяка досталось… полный бокал. Она пригубила, а пить чего-то не стала и мне сунула. Я и шарахнул.
– Он, коньяк этот, крепкий?
– Не знаю. Обожгло сильно.
– И не опьянел?
Эркин опять засмеялся.
– Опьянеешь – не сработаешь. Не сработаешь – тока получишь. Меня повело было сразу, а как про ток вспомнил, так в момент протрезвел.
– И сработал?
– А куда денешься? Под ток, знаешь, неохота как-то… Потому и говорил, что пить умею. Но не люблю.
Андрей усмехнулся, покрутил головой.
– А меня редко берёт. Слушай, а кормили вас хорошо? В Паласе? – Эркин молчал, и Андрей заторопился. – Ты того, не обижайся, что