Сказки французских писателей - Сидони-Габриель Колетт

Севернее их замка жил один сеньор со своим сыном, у которых тоже было большое горе. Однажды во время охоты на лис пятнадцатилетний мальчик неудачно упал с лошади, ударился головой о пень — и вскоре ослеп. Юношу звали Жоффруа. Он всегда любил музыку, а после несчастья она стала единственной отрадой его жизни; он играл на разных инструментах и напевал мягким баритоном чувствительные и грустные песни, которые сам же и сочинял. Слава об этих песнях разнеслась по окрестностям, и многие знатные дамы заглядывали в замок послушать певца; барышни вздыхали, глядя на его прекрасное лицо, — но что же поделать, если он слеп?

От людей, ездивших и полюбоваться мастерством Батильды, и послушать его собственные песни, Жоффруа все чаще слышал о молодой ковровщице; и столько добрых слов было сказано о ее красоте и таланте, и столько было говорено о ее несчастье, что сердце юноши дрогнуло. Он был слепым, но до пятнадцати лет успел насмотреться на многие чудеса природы, и когда ему описывали ковры Батильды, юноша представлял их верхом совершенства.

День ото дня он все больше надеялся — и все больше отчаивался: он понимал, что вместе с любовью в его сердце стучится злосчастие. И вправду, если представить, что в один прекрасный день они бы встретились, Жоффруа не смог бы увидеть юную мастерицу; Батильда же, напротив, прекрасно сумела бы разглядеть юного певца, но не услышала бы его; он же, в свой черед, услышал бы даже шепот ее губ, но она-то была немой! Так что никогда они не сумели бы заговорить друг с другом и, стало быть, узнать друг друга. Навсегда они должны были остаться чужими людьми, даже если бы поженились. Тщетные мечты! И он угасал от печали.

Несмотря на свою беду, Жоффруа любил прогуливаться по окрестной равнине в сопровождении верного пса Обри. И при этом воображение рисовало ему все, что происходит вокруг, — ведь он слышал множество звуков и отзвуков; это не дано зрячим людям, которые не развивают слух, нуждаясь в нем меньше, чем в зрении. Слепой юноша различал и тончайшую трель далекого жаворонка, и легчайшее поскрипывание насекомого в траве, и тишайшее прикосновение к камню дождевого червя. В одну из таких прогулок, когда, напряженно вслушиваясь, он брел за своим псом, ему почудился стон. Но Жоффруа не смог понять, откуда шел этот стон. Странное дело: стоило пойти в одну сторону, как звук раздавался с другой. Всякий раз, думая к нему приблизиться, Жоффруа замечал, что тот звучит позади него. Бросаясь то вперед, то назад, юноша вскоре сбился с дороги и уже не знал, где оказался; ни палка, ни пес не могли ему помочь. Наконец Жоффруа нащупал какую-то тропу и пошел по ней, думая, что она ведет в замок.

Но, к его удивлению, Обри вместо того, чтобы бежать вперед, принялся тянуть поводок назад.

— Ну же, пошли! — звал его Жоффруа. — Что с тобой, Обри?

И он стал дергать поводок к себе.

Вдруг послышался отрывистый визг — так визжит собака, если потащить ее за лапу, — а потом поводок рванулся с такой силой, что выскользнул из рук Жоффруа. Тот хотел поднять его, но животное убежало.

Долго он звал:

— Обри!.. Обри!..

Пес не возвращался. Как же теперь, одному, найти дорогу домой? Бедняга Жоффруа призвал на помощь все свое мужество, чтобы хладнокровно решить, как поступить дальше. Теперь его мог выручить только ветер.

Юноше помнилось, что, когда он покидал замок, ветер дул в лицо. Быть может, повернувшись к ветру спиной, он найдет дорогу? Жоффруа нащупывал палкой тропу, боясь оступиться, и вдруг снова услышал впереди себя стон, который его так озадачил. На этот раз каждый шаг приближал его к цели. Звук становился все яснее и все больше походил на человеческий голос. Это была почти песня, скорее даже молитва, исполненная большой тоски. Жоффруа показалось, что дорога пошла под уклон. Это его удивило, ведь он всегда прогуливался по равнине. Юноше стало не по себе, и он хотел уже повернуть назад, но тут мольба зазвучала вновь, и с такой горечью, что Жоффруа не выдержал и сделал еще шаг. Несмотря на недуг, он был смел и любопытен и пошел вперед, осторожно нащупывая землю по сторонам дороги. Но вот и справа, и слева палка наткнулась на стены. Он поднял ее над головой, и она уперлась в потолок. Жоффруа понял, что спускается под землю.

Это и взволновало его, и успокоило. Он, конечно, не знал, куда идет, но теперь уже мог безошибочно подняться наверх: этот коридор непременно вывел бы его к тому месту, которое он покинул. Так Жоффруа продвигался вперед, и стон, похожий на безутешную скорбную песню, звучал все ближе и ближе. Вдруг юноша задел ногой камень — и камень покатился, стукаясь о стены. Когда все смолкло, раздался тревожный вопрос:

— Кто здесь?

Голос немного дрожал, и Жоффруа понял, что перед ним старик. При всем желании Жоффруа не мог бы увидеть ни его лица, морщинистого, как сушеное яблоко, ни длинной белой бороды, падающей между узловатых коленей, ни рубахи, свисающей лоскутьями, ни, наконец, цепи, которая тянулась от ноги старика к стене пещеры: кругом была сплошная чернота. Впрочем, для Жоффруа эта темень не имела никакого значения, он все равно был слеп. В темноте у него было даже преимущество перед другими людьми: тонкий слух, готовый уловить малейшее колебание воздуха. По тяжелому дыханию узника юноша понял, что это очень старый человек; по шуршанию одежды — что она уже давно превратилась в лохмотья; по металлическому позвякиванию на земле — что бедный старик прикован.

— Кто здесь? — повторил тот.

— Молодой сеньор здешних мест, — ответил Жоффруа. — Но вы, бедняга, вы-то что здесь делаете?

— Увы! — вздохнул старик. — Я горько расплачиваюсь за ошибку молодости.

Меня зовут Изамбер, и я был не самым прилежным школяром. Однажды я надсмеялся над духом — хранителем Ломского леса: я утверждал, что он не существует, поскольку его никто не видел. Но как-то раз, когда я с несколькими приятелями охотился в этом лесу на оленя, мой конь понес, я ударился головой о дубовый сук, потерял сознание и очнулся вот здесь. В темноте я услышал суровый голос: «Эта темница — кара за твои скверный слова, Изамбер. Не видать тебе свободы, пока не разберешь и не прочтешь, громко и внятно, надпись, что вырезана в каменной стене перед тобой. Ты будешь получать еду и питье, но никогда не увидишь дневного света…»

Ах, ну как же я могу прочесть