Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

– Вы не можете помогать этим скотам! – повторил он.

– Ник, если ты хочешь отсюда выбраться, будь осторожнее в речах!

Николас обвел глазами повозку. Все, кто там находился, пребывали в столь же плачевном состоянии, как и он сам. Я заметил сыновей Фловердью – оба они выглядели совсем детьми, испуганными и подавленными.

– Посмотрите, что эти подонки сотворили с мальчишками, – указал на них Овертон.

– Эти люди исполнены гнева. Но они не подонки, – возразил я.

Николас бросил взгляд в сторону соседней повозки, той, где находились братья Болейн.

– Как же меня донимает эта гнусная парочка! – вздохнул он.

Я ощутил приступ острой жалости. Как и его товарищи по несчастью, Николас никогда прежде не сталкивался с подобным обращением – в отличие от меня, стреляного воробья, которого еще при старом короле дважды бросали в Тауэр.

– Не обращай на них внимания! – посоветовал я. – И ради бога, не распускай язык.

Николас угрюмо кивнул.

– Говорят, мы направляемся к Маусхолдскому холму? – спросил он.

– Да. Будем там завтра. – Я крепко сжал его руку. – Держись. Не падай духом.

– Постараюсь.

– И что тогда? – неожиданно подал голос один из пленников, джентльмен в рубашке с наполовину оторванным вышитым воротником. – Что будет, когда мы заползем на этот чертов холм? Эти бешеные псы вздернут нас на виселицу?

– Роберт Кетт не допустит этого, – заявил я, перевел дыхание и тихо добавил: – И я тоже не допущу.

В этот момент я принял решение – всеми силами способствовать тому, чтобы грядущие судилища были законными и справедливыми.

Вернувшись к месту своей стоянки, мы с Нетти увидели, что Барак сидит у огромного котла в окружении двух десятков повстанцев. Умение с легкостью сходиться с людьми и заводить себе друзей не изменяло ему при любых обстоятельствах. Костер весело потрескивал, и от него исходил аппетитный запах. Какая-то пожилая женщина помешивала похлебку. Я опустился на землю рядом с Бараком, приветствуя всех прочих кивками и улыбками. Памятуя о том, что произношение выдает во мне джентльмена, я старался лишний раз не открывать рот. Мне протянули флягу с крепким пивом, и, сделав из нее хороший глоток, я передал ее дальше.

– Славное пивко, брат, – заметил человек, сидевший рядом со мной. – Оно из погреба нашего лорда.

– Эти ребята пришли из деревни, расположенной в нескольких милях отсюда, – пояснил Барак. – Она называется Свордстоун.

– А почему вы решили оставить свои дома? – спросил я.

– В деревне настали скверные времена, – ответил крестьянин средних лет. – Лорд огородил общинное пастбище для своих овец, не оставив нашей скотине ни клочка земли. Богом клянусь, я церковный староста и хочу, чтобы люди жили в мире и согласии. Но терпеть дальше у нас нет никакой возможности.

– Мы решили, что с нас хватит, – вступила в разговор женщина, мешавшая похлебку. – Ворвались в дом управляющего, забрали деньги и оружие, его красотку-жену прогнали прочь, а овец закололи!

– Вот это по-нашему! – расхохотались остальные.

Нетти, стоя в стороне, смущенно переминался с ноги на ногу.

– Иди к нам, парень! – позвала его женщина. – Места на всех хватит.

– Спасибо, – пробормотал он, подошел к костру и уселся рядом со мной.

– Все еще боишься, что я убегу? – усмехнулся я.

Нетти молча покачал головой. До меня дошло, что он попросту не хотел быть навязчивым. Наверняка в лагере было много людей, подобных Нетти, – они пришли сюда в одиночку, а не в компании односельчан и не имели среди повстанцев ни друзей, ни знакомых. Парнишке передали флягу с пивом, которую тот с благодарностью принял.

– Как там Ник? – вполголоса осведомился Барак.

– Сидит в телеге со связанными ногами. Но пока что держится. Джеральд и Барнабас – на соседней повозке. Джеральд на меня плюнул.

– Узнаю старину Джеральда.

По мискам начали разливать густую овощную похлебку, в которой плавали куски оленины. Перед едой прочли молитву, и я вспомнил, что все прошедшие дни мы обходились без этого. Фляга по-прежнему переходила из рук в руки, и Нетти не упускал случая сделать хороший глоток. Во время еды разговоры смолкли, все сосредоточенно работали челюстями. Опустошив свою миску, Нетти поднялся и, слегка покачиваясь на ослабевших ногах, подошел к нашей кухарке.

– Благодарю тебя, добрая женщина! – произнес он; она в ответ сделала нечто вроде реверанса. – Давно я не ел такой вкусной похлебки!

– Как и все мы, парень!

– Богатым лордам наплевать, что мы подыхали с голоду, – продолжал Нетти. – Но теперь мы прикончили их баранов и оленей, а скоро прикончим их самих… – Голос его прервался от избытка чувств. – Наконец-то мы свободны! Можем есть, что пожелаем! Можем говорить, что на ум взбредет!

– Отлично сказано, парень!

– Теперь все будет так, как мы захотим! Наступают новые времена! Мы отнимем землю у богатых и отдадим ее простым людям! Каждый теперь сможет обрабатывать свой надел и жить, ни в чем не нуждаясь! Мы построим государство общего блага, где люди будут исполнять заповеди Христа!

По щекам Нетти струились слезы, и, оглядевшись по сторонам, я убедился, что плакал не он один.

На следующее утро мы вновь вышли в поход спозаранку и направились на юго-восток. Сегодня мы передвигались значительно медленнее, чем прежде: сказывалась усталость. Утро выдалось прохладное, небо было затянуто легкими перистыми облаками. Теперь, когда мне не приходилось из последних сил поспевать за остальными, я шагал более уверенно.

Вскоре мы вступили на один из пологих склонов Маусхолдского холма. Нетти по-прежнему не отходил от меня ни на шаг; рядом шли крестьяне, в компании которых мы ужинали минувшим вечером. Вскоре мы сделали привал, во время которого перекусили хлебом, сыром и рагу из кролика. Едва я принялся за еду, как гонец сообщил, что капитан Кетт желает немедленно переговорить со мной. Я поднялся, сопровождаемый удивленными взглядами сотрапезников. Они явно не могли понять, за какие заслуги мне выпала такая честь.

Вслед за гонцом я проследовал в передние ряды. У дороги несколько крестьян по всем правилам разделывали овцу, и я в ужасе отскочил при виде кучи кишок и прочих внутренностей, осаждаемых мухами. Гонец усмехнулся, заметив мое отвращение.

– Среди нас есть отличные резчики овец, – заявил он с гордостью.

Вскоре я увидел навес, под которым стояли письменный стол и стул, возможно изъятые из какого-нибудь помещичьего особняка. За столом, заваленным картами и документами, сидел Роберт Кетт. Рядом стояли его брат Уильям, капитан Майлс, по-прежнему облаченный в латы, еще несколько бывших военных и священник в стихаре. Вид у Кетта был усталый и озабоченный, но взгляд не утратил пронзительности и остроты. Увидев меня, он без улыбки кивнул: