Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря

— Понял.

— Попробовать при мне хотите? Так, на всякий случай. — Управляющий хорошо понял растерянность нового сотрудника столовой, как и все те немногочисленные люди, которым выпадает шанс устроиться в засекреченное заведение.

— Было бы здорово.

— Тогда пройдёмте.

Два силуэта двинулись в сторону отдыхающих. Остановились они за метров пятнадцать. Достаточно близко, чтобы различить лица и крупные номера на робе, но достаточно далеко, чтобы не привлекать внимания.

— Начинайте.

— Так, хорошо. Допустим, номер «781». Теперь сюда?

— Да, да, смелее, тут не так, чтобы много куда можно было тыкнуть!

— Гундяев Алексей Константинович. Числится с середины января. — Мужчина в штатском ещё раз бросил взгляд на номер «781». Тот играл в бадминтон с номером «934». Повар забил и этот номер. — Таааак. «934» — Мышкин Фёдор Михайлович. Двадцать семь лет. Не женат. Живёт с мамой.

— Это вы уже в картотеку полезли, а вот если сюда нажать, то можно увидеть предпочтения. — Скорректировал мужчина.

— «371». Скеров Леонид Игнатьевич. Предпочитает груши «дюшес», виски… — Дальше читать мужчина не стал. Напротив Лёни за шахматной доской сидел номер «534». — Ага, а его противник Соловьёв Андрей… ого! Неужели тот самый, Вениамин Сергеевич?

— Да, наш горячо любимый голос.

— Так я ведь его по телевизору вижу. Прямые эфиры и в…

— Вы документы подписывали «о молчании» пятнадцать минут назад?

— Подписывал. Простите, по привычке. Больше не повторится.

— Ну как же… Меньше знаете — лучше спите.

— Так. А вот почему сразу парень и женщина под одним номер идут и имеют степень: «2931» и «2932»? А, мать с сыном. Понял. Золотовы. Номер «888». Мужчина на качелях: Абсманов Фёдор Кириллович. Какой-то он подавленный… — Ольга с Тимуром сидели немного обособленно от всех на лавке, молча всматриваясь приблизительно в одну и ту же точку, где с периодичностью в две секунды мелькали Федины ноги. По крайней мере, так казалось.

— Вот и чудно. Идём назад?

— Можно ещё вопрос?

— Задавайте.

— У всех этих «клиентов» стоит одна и та же дата регистрации.

— Лучше не думайте о таких вещах, ведь только что говорил.

— Простите ещё раз, я привыкну не задавать неправильных вопросов. Это не моё дело, но вот ещё один вопрос. Точно конструктивный.

— ?..

— Тут вот одна карточка с парнем. Григорием. Это единственная графа, которая числится в общей базе, но помечена красным. Да и нет нигде этого пациента. Он умер?

— Вопрос этот неправильный, но я на него отвечу. Только запомните, ничего и нигде нельзя разглашать.

— Само собой.

— Пациент этот, Григорий! — Проговорил как-то издевательски вычурно Вениамин. — Оказался у нас уникальнейшим кадром! Несмотря на все предпринятые меры по чистке его «заболевания», исправления всех психических отклонений… в общем, ничего не помогло. Он так и остался сумасшедшим чертёнком. Единственный, за всю мою практику, случай! А в придачу ещё умудрился разбить морду охраннику и сбежать. Единственный случай!..

— Вот ничего себе! Его ищут?

— Скажу вам больше. В него даже стреляли, но подонок умудрился затеряться в лесах. А затем позвонило начальство, выговор сделало. Проанализировав «эту ошибку природы», решили просто подождать удобного случая. Сам всплывёт, как говно. В общем, не берите в голову. Висит в списке, ну и чёрт с ним!

Постскриптум

Трое подростков сидели на лавке во дворе. У среднего в руках красовался смартфон, из которого доносилось какое-то бормотание. Все ржали с разной тональностью.

Крайний, самый младший, первым заметил, как луч солнца, что падал ему на левую сторону лица, вдруг резко исчез. Парень поднял голову.

Перед друзьями стоял грязный и вымотанный Гриша.

— Слышь, блять, че по мелочи есть? Пиздюки.

Парень, державший телефон — побледнел, отрицательно качая головой.

— Бошки бы вам поотрывал, будь у меня время! Ладно, похуй. Хоть курево есть? Сигу дайте нахуй, животные!

Мулат с правой стороны протянул дрожащими руками сигарету, собственноручно подкурив беглецу. Тот сделал пару тяжек. Собирался уже уходить, но вдруг снова докопался:

— Чё за «охи» и «ахи» у вас там? Хули вы там палите? Покеж живо! — Рука со смартфоном развернула экран. Гриша увидел пожилого мужчину с усами, который стоял на корточках абсолютно голый, читая из папки какие-то мантры, а сзади него была женщина в старой в-й форме, активно приседающая. Несложно было догадаться, что женщина [ЦЕНЗУРА]. — Пиздец, че вы нахуй смотрите?! Совсем что ли ёбнулись?! Маленькие извращенцы!

— Так это… сэр… новое вирусное видео… тренд… — Ответил мулат.

— Новый тренд, бля! Ещё раз увижу вас с этой хуйней, уничтожу! Понятно? Говноеды! — Поучительно наорал он на ребят.

Отойдя от компании, Гриша шепотом добавил, напрягая все свои извилины:

— Знакомое лицо у этого pidora…

Рассказы

Чужой доктор

1842 год. На улице стоит тёплая погода, где солнце окрашивает собою каждый уголок пространства.

На главной развилке расположился извозчик, нежно поглаживающий гриву лошади, попутно подкармливая любимицу сахарком. За его спиной пробегают дети, держа в руках сразу по паре леденцов. Дамы в пышных платьях направляются в сторону ателье, прикрываясь от солнца зонтами. На ближайших могучих деревьях весело поют птицы.

Всё в этой картине говорило о том летнем счастье, когда даже смерть на время оставляет самых немощных, чтобы те насладились чудесными мгновениями своих хрупких, но таких прекрасных жизней. Только ближе к холодам госпожа в чёрном платье (с косой наперевес) вернётся из своего отпуска, чтобы вытащить людей из сказки, напомнив им цену счастья. Но, несмотря на временную блажь, у граждан этого романтического города не стало меньше мелких проблем со здоровьем, которые не нужно было решать.

Из парадной приземистого дома, с саквояжем в руках, вынырнул молодой мужчина. На нём сидела свободная (салатового цвета) рубашка с закатанными рукавами по локти. На его ногах красовались чёрные брюки со стрелкой, а стопы увенчивались в (уже видавшие виды, но тщательно ухоженные) туфли. На левом же запястье тикали недорогие, но надёжные часы, ведь время для этого джентльмена играло очень большую роль. С чертами куда всё проще. Миловидное лицо. Под носом аккуратные усики, а на переносице оптические линзы. И звали этого простого, но от этого не менее прекрасного человека — Уильям Хобс.

Каждый второй человек здоровался с ним, обращаясь к нему именно «Мистер Хобс». И на каждое приветствие Уильям приветливо кивал, хоть и смутно припоминал эти постоянно мельтешащие лица. А знают этого молодого мужчину по имени и фамилии, ведь сие джентльмен являлся очень уважаемым и любимым доктором этого уездного городка.

Жил Уильям через три улицы