Колдун и кристалл - Стивен Кинг

– Давно пора выгнать тебя пинком под зад, – пробурчал Стенлии наклонился. Под стойкой лежали две дубинки из железного дерева. Усмиритель иУбивец. Усмиритель, с гладкой поверхностью, при соприкосновении с головой буянав нужном месте гарантировал тому два часа забвения.

Стенли посоветовался с внутренним голосом и взял вторуюдубинку. Покороче Усмирителя, пошире в рабочем торце, утыканном гвоздями.

Через кладовую, уставленную бочонками с грэфом и виски,Стенли прошел к двери, выводящей во двор. Глубоко вздохнув, отодвинул засов. Оножидал, что за дверью раздастся очередной вопль Красотули, но снаружидоносились лишь завывания ветра.

Может, тебе повезло и ее убили, подумал Стенли. Открыл дверьи шагнул вперед, одновременно поднимая дубинку.

Красотулю не убили. В одной грязной нижней юбке проституткастояла на тропинке, что вела к сортиру, обхватив руками грудь и задрав голову кнебу.

– В чем дело? – Стенли поспешил к ней. – Ты у меня десятьлет жизни отняла, так перепугала.

– Луна, Стенли! – прошептала Красотуля. – Посмотри на луну.

Он посмотрел, и от увиденного гулко забилось сердце, но онпостарался изгнать тревогу из голоса.

– Ну что ты, Красотуля, это же пыль, ничего больше. Будьблагоразумнее, дорогая, ты же видишь, какой сильный ветер дует в последние дни,а дождей давно уже не было. Это пыль, только и всего.

Однако он сам не верил в свои слова.

– Я знаю, что это не пыль, – прошептала Красотуля.

Высоко в небе Демоническая Луна лыбилась и подмигивала имсквозь колышащееся кровавое марево.

Аккурат в то время, когда некая проститутка и некий барменсмотрели на кровавую луну, Кимба Раймер проснулся от собственного чиха.

Холодновато для Жатвы, подумал он. Поскольку эти два дня мнепридется провести вне дома, как бы…

Что-то защекотало кончик его носа, он вновь чихнул. Чихэтот, вырвавшийся из его узкой груди и рыбьего рта в темноту спальни, по звукучем-то напоминал выстрел из малокалиберного пистолета.

– Кто здесь? – крикнул Раймер. Ответа не последовало. АРаймер внезапно решил, что его лица коснулось крыло птицы, которая каким-тообразом проникла в его спальню при свете дня, а теперь летает в темноте. Покоже у него побежали мурашки (как же он ненавидел всякую живность – птиц,насекомых, летучих мышей). Он потянулся к газовой лампе на прикроватномстолике, задел ее рукой, чуть не скинул на пол, но все-таки схватил.

А когда потянул к себе, его вновь пощекотали. На этот раз пощеке. Раймер вскрикнул и откинулся на подушки, прижимая лампу к груди. Повернулвентиль, услышал шипение газа, высек искру. Лампа вспыхнула, и в круге света онувидел не птицу, а Клея Рейнолдса, сидящего на краешке кровати. В одной рукеРейнолдс держал перышко, которым щекотал канцлера Меджиса. Вторая пряталась подскладками плаща на его коленях.

Рейнолдс невзлюбил Раймера с самой первой их встречи в лесахк западу от каньона Молнии, тех самых лесах, где стоял лагерем отряд Латиго.Ночь выдалась ветреной, и когда он и другие Охотники за гробами вышли нанебольшую полянку, где у костерка сидели Раймер, Ленджилл и Кройдон, ветерподхватил и раздул полы плаща Рейнолдса. «Сэй Манто», – прокомментировалпроисшедшее Раймер, и двое его спутников рассмеялись. Безобидная шутка, датолько Рейнолдсу она таковой не показалась. Во многих землях, по которым онстранствовал, слово «манто» означало не только плащ. Так называлигомосексуалистов. Рейнолдсу и в голову не пришло, что Раймер (в силу своейпровинциальности) не знаком со сленгом других феодов. Он видел, что над нимсмеются, и дал себе слово отомстить. Для Кимбы Раймера час расплаты настал.

– Рейнолдс? Что ты тут делаешь? Как ты сюда по…

– Ты обознался, – оборвал его Рейнолдс. – Нет тут никакогоРейнолдса. Перед тобой сеньор Манто, – Он вытащил руку из-под плщца. Пальцысжимали остро заточенный cuchillo [нож (исп.).]. Рейнолдс купил его на нижнемрынке специально для этого дела. Он поднял нож и загнал двенадцатидюймовоелезвие в грудь Раймера. Нож прошел насквозь, как булавка сквозь насекомое.Клопа, мысленно уточнил Рейнолдс.

Лампа вывалилась из руки Раймера и скатилась с кровати.Ударилась о подставку для ног, но не разбилась. Отбросила на дальнюю стену теньРаймера. Тень второго мужчины нависла над ним, как голодный стервятник.

Рейнолдс поднял руку с ножом. Повернул ее так, чтобывытатуированный между большим и указательным пальцами гроб завис перед глазамиРаймера. Он хотел, чтобы этот гроб стал последним, что увидел Раймер, перед темкак сойти с тропы.

– Давай послушаем, как ты теперь посмеешься надо мной, –улыбнулся Рейнолдс. – Чего молчишь? Начинай.

Около пяти утра мэр Торин проснулся от кошмара. В его снептица с розовыми глазами медленно кружила над феодом. И там, куда падала еетень, трава, желтела, листья опадали с деревьев, посевы гибли. Тень этапревращала зеленый и благодатный феод в бесплодные земли. Это, конечно, мойфеод, но и птица тоже моя, подумал он перед тем как проснуться, свернувшись вклубок у края кровати. Моя птица, ибо я привез ее сюда, я выпустил ее изклетки.

Торин понял, что в эту ночь ему уже не заснуть. Налил стаканводы, выпил, прошел в кабинет, на ходу надевая халат. Помпон на конце ночногоколпака елозил по спине между лопатками, колени скрипели при каждом шаге.

Сон этот словно выплеснул на поверхность чувство вины… носделанного не вернешь. Завтра

Джонас и его дружки получат то, за чем приехали (и за чтозаплатили). Послезавтра их уже не будет. Улетай, птица с розовыми глазами имертвящей тенью. Улетай, откуда прилетела, и забирай с собой Больших охотниковза гробами. Торин точно знал, что в ближайшее время его будут занимать другиезаботы, главным образом приятные, так что он думать забудет обо всех этихджонасах. И уж конечно, не будут ему сниться такие кошмары.

И потом, сны, не подкрепленные чем-то более существенным, –всего лишь сны, а не знамения.

Более существенным могли бы стать носки сапог, выглядывающиеиз-под портьеры у окна в кабинете… но сэй Торин даже не посмотрел в ту сторону.Взгляд его сосредоточился на бутылке, что стояла у его любимого кресла. Питькларет в пять утра еще не пошло у него в привычку, но он решил, чтоглоток-другой не повредит. Ему же приснился страшный сон, и завтра, опять же…

– Завтра праздник Жатвы, – сказал он, усаживаясь в кресло укамина. – Полагаю, человек имеет право расслабиться.