Божьи воины - Анджей Сапковский

Так что видишь, юноша, приход Века Духа делает ненужным иизлишним посредничество Церкви и священников, ибо все сообщество верующихнепосредственно охвачено светом Духа, посредством Духа связывается и сливаетсяс Богом. Посредники не нужны. Особенно посредники грешные и лживые.

— По сути, — откашлявшись, отважился Рейневан, — у нас,сдается мне, одинаковы и взгляды, и цели. Ибо точно то же говорили Ян Гус иИероним, а до них Виклиф...

— То же самое, — прервала она, — говорил и говорит ПетрХелчицкий. Тогда почему же вы не слушаете его слов? Когда он учит, что произволнельзя победить произволом, что на насилие нельзя отвечать насилием? Что войнаникогда не оканчивается победой, но порождает очередную войну, что ничего,кроме очередной войны, война принести не может? Петр Хелчицкий знал и любилГуса, но ему было не по пути с насильниками и убийцами. Не по пути ему было слюдьми, кои обращают взор к Богу, преклонив колени на устланном трупамипобоище. Кои чертят знак креста руками, по локти обагренными кровью.

— Вы, — продолжала она, прежде чем он успел ответить, —пошли в Пасху 1419 года на горы. На Фаворе, на Оребе, на Беранке, на Сионе, наОливной горе вы создавали братское сообщество Детей Божиих, напоенных ДухомСвятым и любовью к ближнему. Тогда вы были истинными Божиими воинами, у васбыли божески чистые души и сердца, ибо вы страстно несли слово Божие,возглашали любовь Божью. Но это длилось пятнадцать недель, юноша, всегопятнадцать недель. Уже в день святого Абдона, тридцатого июля, вы выкидывалилюдей из окон на пики, убивали на улицах, в церквях и домах, творили насилие ирезню. Вместо милости Господней начали возглашать апокалипсис. И названиеБожиих воинов вам уже не подобает. Ибо то, что вы творите, больше радуетдьявола. По лестницам из трупов не вступают в Царствие небесное. По нимспускаются в ад.

— И однако, — вставил он, сдерживая ярость, — ты говорила,что утраквизм тебе близок. Что ты видишь необходимость реформы Церкви, чтоосознаешь необходимость далекоидущих изменений. В то время, когда Хелчицкийвзывал: «Пятое: не убий!», на Прагу шли папские круцьяты. Если б мы тогдапослушались Хелчицкого, призывавшего нас защищаться исключительно верой имолитвой, если б мы противопоставили римским ордам только покорность и любовь кближнему, нас перебили бы всех до единого. Чехия изошла бы кровью, а надежды имечты развеялись бы как дым. Не было бы никаких изменений, никакой реформы. Былбы Рим, в торжестве своем еще более высокомерный, зазнавшийся и наглый, ещеболее лживый, еще более противоречащий Христу. Было за что бороться, поэтому мыборолись.

Настоятельница улыбнулась, а Рейневан покраснел. Он не могпротивиться ощущению, что улыбку докрасила насмешка. Что настоятельница знает,в сколь смешное положение он попадает, говоря «мы» и «нас», в то время как нагоры в Пасху 1419 года он взирал со стороны, в ошеломлении, со страхом и безкаких-либо признаков понимания. Что шокированный июльской дефенестрацией,сбежал из сумасшествующей революционной Праги, что шмыгнул из Чехии, смертельноужаснувшись развитием событий. Что даже сейчас он всего лишь едва-едва неофит.И ведет себя именно как неофит.

— Относительно изменений и реформ, — проговорила, все ещепродолжая улыбаться, клариска, — мы действительно согласны. Ты и я. Однако нас различаетне только способ, но и пределы, и размеры действий. Вы хотите перемен влитургии и реформы клира по принципу sola Scriptura. Мы — я ведь сказала тебе,нас много, — хотим значительно, значительно большего. Взгляни.

Напротив настоятельницы висело единственное украшениекомнаты: картина, доска, изображающая белую голубку, взмывающую сраспростертыми крыльями в падающий сверху луч света, Клариска подняла руку,что-то едва слышно шепнула. Воздух неожиданно заполнился ароматом руты ивербены, характерным для белой магии, которую называют арадийской.

Луч света на картине разгорелся, нарисованная на доскеголубка взмахнула крыльями, взлетела и исчезла в луче света. На ее месте накартине появилась женщина. Высокая, черноволосая, с глазами как звезды, одетаяв многоцветное платье, переливающееся множеством оттенков белого, медного,пурпурного...

— И явилось на небе великое знамение. — Настоятельницаначала тихим голосом комментировать все более четкие детали картины. — Жена,облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцатизвезд[287]. Пророк, говоря о Духе, речет: как утешаеткого-либо мать его, так утешу я вас.[288] Взгляни. Вот Мать. Essefemina! [289] EsseColumbaquitollitpeccatamundi [290] . ВотЦерковь Третья, Истинная и в истинности своей последняя. Церковь Духа Святого,закон которого — любовь. Коя длится будет до конца света.

Взгляни: Великая Матерь, Пантея-Всебогиня, Регина-Королева,Генетрикс-Родительница, Креатрикс-Создательница, Виктрикс-Триумфаторка,Феликс-Благодатная. Божественная Дева. Virgo caelestus.

Матерь природы, владычица стихий, astorum Domina, извечноеначало всесущности. Величайшая богиня, владелица тени, госпожа сияющих высот,неба, жизнетворного дыхания моря, тиши подземелий. Та, единую и многоликуюбожественность которой почитает весь мир под различными именами и в различныхобрядах.

— Descendet sicut pluvia in vellus.[291]Она спустится как дождь на траву, как дождь обильный, напоивший землю. В ее днирасцветет справедливость и всеобщий мир, пока не угаснет луна. И царить онабудет от моря до моря, от реки и до краев земли. И так будет до конца света,ибо она — это дух.

Склонись пред нею — прими и пойми ее власть.

Самсон, потирая шрам на обритой голове, выслушал рассказ,ознакомился с опасениями Рейневана — как обычно, 6ез комментариев, как обычно,без эмоций и без малейших проявлений нетерпения. Однако Рейневана не покидалонеотразимое ощущение того, что гиганта вообще не интересует ни движениеСтроителей Третьей Церкви, ни возрождающийся культ Всебогини. Что ему вообщемалоинтересно деление истории мира на три эпохи. Что вообще ему совершеннобезразлично, исповедует ли настоятельница монастыря кларисок в Белой Церкви ипроводит ли в жизнь тезисы вальденсов и хилиастов, или же склоняется кдоктринам Братьев и Сестер Вольного Духа. Походило на то, что Самсонупрактически нет дела до бегардов, бегинок и гвилельмиток. Что же касаетсяИоахима Флорского и мэтра Экхарта, то чувствовалось... хм-м... что оба они ему,грубо говоря, до едрени-фени.