Божьи воины - Анджей Сапковский

Она шептала, а глазам Рейневана являлась красота.Ослепительная красота нагости, гордость тончайшей женственности. Грааль,реликвия, святость. Перед его глазами возникала donna augelicata, достойнаякисти известных ему мастеров. Таких, как Доменико Венециано, Симоне де Сьен,Мэтр из Флемалле, Томмазо Мазаччо, Масолино, братья Лимбург, Сасетта, Ян ванЭйк. И тех, которых он знать еще не мог, которым еще только суждено былоявиться. Имена которых — Фра Анжелико, Пьеро Делла Франческа, Квартон, Рогирван дер Вейден, Жан Фуже, Хьюго ван дер Гоэс — восхищенному человечеству ещетолько предстояло узнать.

— Sit satis laborum, — шепнула она, обнимая его шею руками.— Пусть наконец придет конец мукам.

Видя, что раненое плечо все еще тревожит Рейневана, онавзяла инициативу в свои руки. Положив его навзничь, соединилась с ним в позе, вкоторой поэт Марциал обычно описывал Гектора и Андромаху.

Они любили друг друга, как Гектор и Андромаха. Они любилидруг друга в ночь на Ивана Купалу. Откуда-то свысока гремели хоры, неисключено, что это были хоры ангельские. А вокруг плясали, подпевая, лесныегномы.

Auf Johanni Bluht der Holler

Da wuird die Liebe noch toller

В следующие ночи — а зачастую и дни — они не затрудняли себябеганьем в лес Любили тут же, за монастырской стеной, в прокаленном солнцемукрытии среди кустов терновника и черной бузины. Они любили, а вокруг — дажеднем — плясали лесные гномы.

Petersilie, Suppenkraul wachst in uns’ren Garten

Schone Juttaist die Braut, soll nicht langcr warten

Hinter einem Holderbusch gab sie Reynewan den Kuss

Roter Wein, weisser Weinmprgen soll die Hochzeit sein!

Монастырь в Белой Церкви был разделен на три части,неодолимо ассоциировавшиеся у Рейневана с тремя кругами посвящения. Кругпервый, разумеется, по форме вовсе не бывший кругом, составляла хозяйственнаячасть монастыря, сад, инфирмерия, трапезная и опочивальни послушниц, а также спальнии помещения для гостей. Круг второй, сердцем которого являлась церковь, былгостям недоступен и состоял из прицерковного здания с библиотекой искрипториумом[283], а также жилищем настоятельницы. Кругомтретьим была полностью и тщательно изолированная клаузура[284],главная трапезная и спальни монахинь.

Клариски из Белой Церкви придерживались — по крайней меревнешне — суровых монашеских правил, постились, мяса в монастырском меню невидели. Хранили молчание во время еды, полную тишину в обязательном порядкевыдерживали от комплеты до конвентуальной мессы[285]. Весьдень у них был занят работой, молитвой, покаяниями и созерцанием, на личныедела и отдых полагался только один час. За исключением пятницы, в которуюотдыха не было. У conversae — а кроме Ютты, их в монастыре было четыре, вседевушки из знатных родов — гораздо менее строгие обязанности сводились впринципе к участию в мессе; от них даже не требовали присутствия набогослужениях.

Однако, чем дольше Рейневан находился в монастыре, тембольше отступлений от правил замечал. Сразу же бросалось в глаза довольносвободное отношение к клаузуре. Абсолютно недоступная снаружи, изнутри клаузуране была преградой — монашки ходили по всей территории монастыря. Дажеприсутствие в монастыре двух мужчин, Рейневана и Самсона, не влияло на свободуперемещения. Существовал лишь один строго выполняемый своеобразный церемониал —монашки делали вид, будто мужчин в монастыре нет, мужчины прикидывались, что невидят монашенок. Это не касалось настоятельницы, она делала что хотела и какхотела. Полной свободой контактов обладали также сестра-экономка исестра-инфирмерка.

Чем больше монашенки привыкали к Рейневану и признавали егодостойным доверия, тем больше ему дозволялось видеть. И он видел, чтопредписанные правилами покаяния и созерцания заменялись в Белой Церквиобучением, чтением книг, различных сочинений, толкованием евангелий,дискуссиями и даже диспутами. Однако к этим запретным делам он допущен не был.И хоть Ютта имела к ним доступ, он его не имел.

Однако шоком оказалась лишь месса. Рейневан на мессу неходил. Атмосфера Белой Церкви позволяла ему чувствовать себя в безопасности, ион даже не думал скрывать того факта, что, будучи каликстинцем и утраквистом,не признает ни папистской мессы, ни причастия.

Однако однажды он ощутил потребность и на мессу пошел, решивпосле раздумий, что вряд ли Богу интересно копаться в литургических нюансах изаниматься ими. Он пошел в церковь и был шокирован. Мессу проводиланастоятельница.

Женщина.

Через несколько дней настоятельница неожиданно вызвалаРейневана к себе. Направляясь к ней, он равно сознавал как почетность этогодействия, так и возможность наказания. Впрочем, этого он ожидал уже давно.

Когда он вошел, она читала разложенную на пюпитреинкунабулу. Будучи библиофилом и библиоманом, Рейневан сразу же по оформлению игравюрам узнал «Psalterium Decem Cordatum» Иоахима Флорского. Не осталисьнезамеченными и другие лежащие под рукой произведения: «Liber Divinorum Operum»Гильдегарды из Бингена, «De amore Dei» святого Бернарда, «Theogonia» Гесиода,«De ruina ecclesiae» Николя де Клеманже. Непонятно почему, его нисколько неудивил в этом наборе потрепанный экземпляр «Necronomicona».

Настоятельница некоторое время поглядывала на него поверхшлифованных стекол очков, словно проверяя, долго ли он сможет выдержать еевзгляд.

— Невероятное дело, — проговорила она наконец, а гримаса наее губах могла в равной степени быть улыбкой и не быть ею. — Невероятное дело.Мало того что я лечу в моем монастыре гусита, мало того что прячу еретика. Малотого, что я терплю здесь чернокнижника, а как знать, не некроманта ли. Малотого что я покрываю его и лечу, так я еще позволяю ему предаваться любовнымиграм с вверенной моей опеке послушницей. Благородной девицей, за которуюотвечаю.

— Мы любим друг друга... — начал он.

Она не дала ему докончить.

— Верно. Вы проделываете это очень часто. А о возможныхпоследствиях, интересно было бы знать, вам хоть иногда случается подумать? Нухотя бы чуточку?

— Я — врач...

— Во-первых, не забывай об этом. Во-вторых, я имею в виду нетолько предохранение.

Она какое-то время молчала, поигрывая перепоясывающим рясульняным шнуром, завязанным на четыре узла, символизирующих четыре обета святойКлары, покровительницы и основательницы ордена Смиренных Дев.