Гагаи том 2 - Александр Кузьмич Чепижный

у нас, конскага волосу нет али тырсы, коей шарики набиты?» Правда, бумажные те вееры да и шарики такога яркага раскрасу — глаза отбирают! Ну он и одказует: «Моя — торговала, твоя хотела — покупала, не хотела — не покупала». «Не хотела, — кажу, — не хотела. Давай, — кажу, — дуй отседова. Своих торгашей тряхнули, так на тебе...»

— Ну и дипломат, — усмехнулся Сергей Тимофеевич.

— С ними токи так... Ребятки-то наши на границе то же самое им отпели: повертайтесь, мол, откедова пришли... Не-е, Кондрат завсегда в партейной струе. А чего токи не было на памяти! Ай-я-я-яй!.. Згадую, люди до меня лейтенантика направили, — пытал Кириченок...

Вот так, как и прежде, мог Кондрат запросто перескакивать с одного на другое. Или это у него ассоциировался разговор о военном пограничном конфликте, вызвал воспоминание о лейтенанте — тоже военном человеке? Во всяком случае для него этот переход был вполне естественен, и, старательно сворачивая козью ножку, он продолжал:

— А Кириченок серед наших — крутоярских — что-то не чуть. То ж хтось и надоумил: дескать, токи Кондрат может усе пояснить. Случилось же это — ты еще в северных краях работал — посеред пятидесятых годов... Сидит он у меня, пригощает «Казбеком». Форма на нем новенькая, погоны сверкают, ремни... Кажет, до войны тут жили его родители.

— Будто десь тут наши солдаты из ямы его вытащили, от голода полуживого, — вставила Ульяна.

— Так он первое время при той части как в сынках состоял, — продолжал Кондрат — Опосля чего — суворовцем. А это училище окончил и родителей шукает. Хвамилию свою токи и помнит, да шо Димкой звали. А Иванович, как вписано в документе, то не его отчество — Иваном солдата звали, который нашел его в яме.

— Славный такой лейтенантик, — снова подала голос Ульяна. — Ладненький, красивенький.

— Во зелье! — возмутился Кондрат. — До смерти одно на уме: красивенький, не красивенький...

А Сергея Тимофеевича заинтересовала эта история. Что-то смутно помнилось, связанное с этим именем. Не то давний, еще военного времени рассказ тетки Антониды о каком-то несчастном Димке, об убитой женщине?.. Не то отец что-то говорил? И он поторопил Кондрата:

— Чем же все это кончилось? Вспомнили? Нашли?

— Кондрат усе помнит, — невозмутимо отозвался старик. — Выслухал его и кажу: «Токи имя твое правильное. Хвамилию тоже не свою носишь...» А он, бедолаха, воротник скорее расстегивать. Ну я ему и растолковую: «Ты есть сын партейнага секретаря, попавшега тогда в беду, и пригрела тебя наша баба — Глашка, бывшая жинка Емельки Косова, которая потом приняла вдовца, пришлога мастеравога Кириченка. Он с войны не вернулся. А Глафиру тут посеред улицы убил полицай Гришка Пыжов». — Кондрат зажег козью ножку, взглянул на Сергея Тимофеевича: — Промежду прочим, дядька твой.

То, что Гришка служил в полиции, не было новостью для Сергея Тимофеевича. Еще в первый, после освобождения Алеевки, свой приезд для долечивания раны наслышался о его зверствах. Теперь вспомнился и рассказ о том, как погибла Глафира...

— Уже раскочегарил свою вонючку, задымил, — недовольно проворчала Ульяна.

— А шо я, старовер? — огрызнулся Кондрат. — Али не мужик?

— Штаны носишь — мужик, — съязвила Ульяна. — Токи топай отседа — дыхать нечем.

— Так вы собирайтесь, дядь Кондрат, — вмешался Сергей Тимофеевич, — Я за вами.

— Куда ты его? — всполошилась Ульяна. — Хай дома сидит — немощный он.

— Машина во дворе, — опередил Сергей Тимофеевич возмутившегося было Кондрата. Покажу, где Геська работал, по территории проедем... Привезу, не бойтесь, теть Ульяна.

— Ну, коли так, хай сбирается.

— Голому сбираться, токи подвязаться, — бодро отозвался Кондрат. — Картуз  на голову — и готов. Давай, баба, картуз.

— Ото он у нас такой гуляка, — выполняя его просьбу, сказала Ульяна, — Без няньки ни шагу.

А Кондрат и в самом деле быстренько-быстренько засеменил к двери и обрадовался, как малое дитя, схватившись за дверной косяк. Передохнув, сказал, тая какую-то свою мысль:

— Сдаля вижу — чадит, дымит, а шо там? Надо ж поглядеть.

— Посмотрим, дядь Кондрат. Все посмотрим.

— Ты там, старый, не суйся, куды не след, — обеспокоенно напутствовала мужа Ульяна. — А ты, Сережа, приглядывай за ним,

— Сиди уж, — отозвался Кондрат. Выбравшись на крыльцо, проворчал: — Мокрохвостка... Ще й указывает.

Кондрат считает себя вправе так называть Ульяну, поскольку лет на пять-шесть она моложе его. Качнул головой назад, туда, где у плитки, готовя обед, осталась жинка, пожаловался:

— Скажу тебе, Серега, отак усю жизнь сковеркала.

Сергей Тимофеевич знает эти чудачества деда Кондрата. Не принимая близко к сердцу его жалобы на старуху, заметил:

— Вишенье надо бы выкорчевать, дядь Кондрат, не то волки скоро заведутся. Кликните мужиков на воскресник — мигом расчистят.

— Хай, — махнул Кондрат сухонькой ручкой. — Екзотика...

— Что, что? — переспросил Сергей Тимофеевич.

— Ино парни забираются в то вишенье бутылку раздавить, — пояснил Кондрат. — Кажут: «екзотика». — И, не выказав ни малейшего восхищения сияющей «Волгой», а скорее даже с некоторой скептичностью, мол, поглядим, какова она в деле, уселся рядом с шофером.

— Как, дядь Кондрат? — не выдержал Сергей Тимофеевич, когда машина мягко закачалась на ухабистых крутоярских улицах, выбираясь к брусчатке. — Не трясет?

Старик хранил молчание, с любопытством посматривая по сторонам. Они проехали магазин, возле которого стояло несколько сельчан, а с ними, на своей инвалидской коляске, Ромка Изломов.

— Задки так же справно бегает? — вдруг спросил Кондрат.

— А чего ж не бегать? — отозвался шофер.

— Ну-ка опробуй.

Шофер, подивившись прихоти своего пассажира, затормозил, включил заднюю передачу и покатил назад. Тут-то на них и обратили внимание сельчане, чего и хотелось Кондрату, как абсолютно правильно разгадал его наивную хитрость Сергей Тимофеевич. Кондрат важно закивал в ответ на приветствия. Задвигав рычагами коляски, подъехал Ромка.

— Куды это тебя, дед? — Увидев Сергея Тимофеевича на заднем сиденье, кивнул ему — Здорово, Серега! Куды деда увозишь?

— На экскурсию. — пояснил Сергей Тимофеевич.

— Завод глядеть, — торжественно, чтобы все слышали, объяснил Кондрат. И к шоферу — Паняй.

— Ну, изменщик, — протянул Ромка. — Значит, мой фаетон уже не годится?!

— Ни к чему твой хваетон, — ответил Кондрат. — Завод погляжу и помирать буду.

— Ладно, дед, не трепись, — отмахнулся Ромка. — Ты еще и на моих поминках чарку потянешь.

— Давай паняй, — снова заторопил Кондрат шофера.

Ехал он, довольный тем, что так незаметно, как ему казалось, добился своего — покрасовался в машине перед односельчанами.

Когда выбрались на асфальт, Сергей Тимофеевич напомнил, что тетка Ульяна помешала о лейтенанте досказать.

— Во, во, — подхватил Кондрат. — Не баба — чистое наказание. И за шо токи муки