Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подлинная поэзия – это самовыражение человеческого сердца, пребывающего в состоянии любви. Любви к Богу, к солнцу, к девушке, к березке, к ближнему, к «братьям меньшим». Только такая поэзия может воспламенить другое сердце. Она всегда – о чем-то большом, а не копошится в своем маленьком эго. «И в мире оскудеет любовь» – так сказано в Евангелии. Мы истинную любовь уже давно утратили, заменив ее каким-то эрзацем. И как после этого – имея «оскудевшую любовь» – правильно переводить Конфуция или евангельский текст? Ведь переводчик и создатель текста существуют в совершенно «разных измерениях». Один – с «любовью, обращенной во вне», а другой… другой даже не всегда знает, что это такое. А без искреннего, открытого и любящего сердца путь в будущее измерение закрыт. И не просто закрыт. Он заколочен, запечатан, завален камнями и намертво «приварен» к земле самым толстым нержавеющим электродом. И человек всю свою жизнь будет жить в этой своей «могиле». «Оставьте мертвым хоронить своих мертвецов!» – этот отчаянный вопль евангельского Христа-поэта до сих пор эхом перекатывается по нашему земному шару.
Все те «остатки поэзии», которые высоко ценятся в современном нам обществе, – это вряд ли можно назвать «поэзией», потому что в них мало любви. Это, скорее, холодное зеркало человеческого эго. Это – красивое поэтическое самовыражение индивидуальности предельной степени, – это распад человеческой души на «атомарное состояние». Подлинная поэзия – всегда «собирает», а современная – как будто «разбрасывает». Хотя она – и по своему виду, и по выражению, и по профессиональному мастерству – тоже как будто прекрасная поэзия… Как будто.
Но подождите! Ведь сам человек, по своей внутренней сути, остался тем же самым «Конфуцием» и тем же «Иисусом». Каждый из нас внутри – Конфуций. И как в нас разбудить нашего «Конфуция», если для такого пробуждения в мире уже нет совершенной поэзии?
Суждение 3.9
3.9. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «О ритуале (Ли) династии Ся я (у) мог бы (нэн) рассказать (янь) [потому что ритуал] княжества Ци [которое наследует устои Ся] не (бу) полностью (цзу) пришел в упадок (вэй). О ритуале (Ли) династии Инь я (у) [тоже] мог бы (нэн) рассказать (янь) [потому что ритуал] княжества Сун [которое наследует устои Инь] не (бу) полностью (цзу) пришел в упадок (вэй). [Небесный] дар (сянь) Вэнь не (бу) полностью (цзу) умер (гу, т.ж. «былое», «дела минувших дней»; другой вариант перевода: «не стал всецело достоянием прошлого») [как и ритуалы этих древних династий]. [Если] я (у) смогу (нэн) [достичь] полной меры (цзу) копирования (цзу, т.ж. «брать пример», «копировать») [жизни древних], тогда (цзе) [стану способным] к вэй».
Все стандартные переводы противоречат суждению 2:23, которое этими же переводчиками понимается правильно и одинаково. В суждении 2.23 Конфуций заявляет, что исследуя ритуалы династий Ся, Инь и Чжоу, можно знать то, каков будет ритуал государства через 100 поколений. А в рассматриваемом нами случае, если следовать переводу Л. С. Переломова, который наиболее полно и последовательно отражает классическое традиционное мнение самих китайцев, оказывается, что о ритуалах княжеств Ци и Сун «свидетельств недостаточно… не хватает текстов (Вэнь) и мудрецов (сянь). Если бы хватало, мог бы (Конфуций – Г. Б.) их использовать».
То есть исходя из таких переводов получается, что ритуал более древних времен Конфуцию известен, а вот о ритуале тех княжеств, которые стали прямыми наследниками этого древнего ритуала, и которые существуют в одно время с Конфуцием, – об этом ему ничего не известно, т. к. «нет текстов». Но почему, в таком случае, Конфуцию не пойти бы в эти Сун и Ци и не исследовать то, что там осталось, своими собственными глазами? Если этот вопрос действительно серьезный – а для Конфуция это действительно так – разве не стоит он того, чтобы для его решения предпринять путешествие? Биография Учителя свидетельствует о том, что Конфуций исходил своими ногами множество княжеств Китая. И, далее по тексту: что это за «мудрецы» (сянь) такие, на которых уповает Конфуций? О них в Лунь юе – больше ни единого слова. А ведь, если перевод Л. С. Переломова правильный, в таком случае Конфуцию следовало бы сразу же «бежать» к этим чудесным мудрецам за знанием.
Да и с какой целью Конфуцию необходимо знать ритуалы этих княжеств, если они уже почти пришли в упадок, многое утратили – «свидетельств недостаточно» (стандартный перевод), – и при этом он сам мог бы прекрасно «рассказать о [подлинных и исходных] ритуалах Инь и Чжоу»? Ведь Конфуций вовсе не является неким «коллекционером ритуалов», который собирает ритуалы ради самих ритуалов. Ритуал ему необходим исключительно как средство получения опыта Вэнь или, иначе, «постижения Дэ». А с этой целью целесообразно практиковать только тот проверенный ритуал раннего Чжоу, благодаря которому «просветлилось сердце» Вэнь-вана.
В этом суждении для читателя может показаться неожиданным переход от темы ритуалов – к теме Вэнь. И тем не менее, в этом переходе нет ничего неожиданного, а напротив, этим соблюдается вполне оправданная «хронология». Фактически, Конфуций ведет речь о трех сменивших друг друга династиях Китая (он, к сожалению, не может знать о том, что первая из них – мифическая), которые последовательно совершенствовали ритуал, достигая тем самым лучших результатов. В этом суждении третья династия – Чжоу представлена своим главным достижением – опытом Вэнь. Мы уже говорили о том, что вообще-то опыт Вэнь был известен уже иньцам, но Конфуций имеет в виду не «простое Вэнь», как это было у Инь, а – если использовать чжоуский трафарет в виде «совершенного Дэ» – он говорит о том «совершенном Вэнь» Чжоу, которое после «опыта сердца» имело «продолжение». В том, что это действительно так, мы убеждаемся очень скоро, в этом же суждении.
Такой переход