Аббатство Теней - Себастьян де Кастелл

— Полагаю, что так.

— Хорошо.

Я упал, используя свой вес, чтобы вырваться из хватки Бателиоса. Он инстинктивно попытался схватить меня снова, но теперь я был под ним, и его большие руки поймали только воздух. Монах уже потерял равновесие, а я в придачу воткнул плечо глубоко ему в живот. Воздух вырвался из его легких, он согнулся, стоя надо мной. Я схватил его за пальто сзади и изо всех сил оттолкнулся ногами от каменистой земли.

Бателиос был гораздо тяжелее меня, но Фериус научила меня паре трюков, связанных с рычагом, — особенно тому, как швырнуть через плечо человека больше себя самого.

Все это заняло меньше двух секунд и случилось слишком быстро, чтобы Турнам успел среагировать. К тому времени Бателиос уже летел через край утеса. Мгновенного недоумения, мелькнувшего на его лице, хватило для того, чтобы заставить даже изгоя почувствовать себя виноватым.

«Извини, друг. Ради нас обоих надеюсь, что Турнам любит тебя больше, чем ненавидит меня».

Фериус говорила, что никого не надо убивать, если есть альтернатива, а альтернатива есть всегда.

Но у Фериус нет Черной Тени, и, хотя аргоси явно раздражает людей достаточно, чтобы они сделались одержимыми мыслями об убийстве, редко кто-нибудь действительно пытался ее убить. Кроме того, сумасшедшие монахи с Черной Тенью не брали ее в плен, чтобы скормить своим демонам.

Поэтому я приготовился отнестись к приближающейся кончине Бателиоса, как к непосредственному результату того, что он взял меня в плен. И все-таки искренне надеялся, что Турнам его спасет. По сути, я рассчитывал на это.

— Бателиос! — закричал Турнам и побежал к обрыву.

С видом отчаянной сосредоточенности он нахмурил брови, и метки Черной Тени на его руках сплелись в ленты, которые метнулись вниз с утеса и обмотались вокруг лодыжек большого монаха. Турнам застонал от напряжения, покачиваясь и опасно наклонившись над краем. Я схватил его и оттащил назад примерно на фут, пока он не восстановил равновесие. В конце концов, я не чудовище. Пока.

Я заглянул за край. Бателиос пролетел добрых двести футов, прежде чем его поймали ленты Турнама, но ослабленные завитки с трудом удерживали его, не давая упасть, в пропасть. Бритоголовый монах схватился за непрочные выбоины в камне и начал карабкаться вверх; ленты его поддерживали.

Я похлопал Турнама по плечу.

— Похоже, там, внизу, скользко. Лучше держи его покрепче.

Взгляд, который он на меня бросил, мог бы заморозить солнце в небе.

— Ах ты, чертов ублюдок. Ты хочешь, чтобы я его спас. Тогда мы оба станем слишком слабы и не сможем за тобой гнаться.

Я побежал обратно и набил свой рюкзак теми немногими припасами, какие сумел найти.

— Сожалею об этом, но зря вы заставили меня бросить моего делового партнера.

— Белкокота? Проклятого белкокота? Ради какого-то грязного грызуна ты собираешься стать врагом Эбенового аббатства?

Я вскинул рюкзак на плечо.

— Знаешь что, друг? Большая часть мира уже настойчиво пытается меня убить. И они бы завершили свою работу, если бы не этот грызун. — Я двинулся прочь, уходя от обрыва. — Подумаешь, приобрел еще нескольких врагов!

Турнам продолжал вопить. Я почти уверен, что он убил бы меня на месте, если бы не использовал силы на поддержание Бателиоса. Не могу сказать, что вошел в лес легким шагом, но, по крайней мере, я был свободен.

Пройдет немало времени, прежде чем мои похитители смогут начать меня искать.

Вот это, друзья, мы и называем — рывок.

* * *

Следующий час я провел, топая между заснеженными деревьями. Примерно через каждую дюжину ярдов я останавливался, возвращался и оставлял ложный след, ведущий в самых разных направлениях. Я видел, Фериус так поступала, когда мы сбегали в местах хоть и незаснеженных, но имевших достаточно общего с этим местом, чтобы я решил, что здесь должна сработать та же тактика. В конце концов я подумал, что пора двинуться к моей настоящей цели.

Вопреки всем трудностям я ухитрился провернуть приличный обман и сделать хороший рывок. Пришло время увертки.

Я чувствовал, что могу побиться об заклад: как только Турнам втащит Бателиоса на утес, они даже не попытаются меня преследовать. Вместо этого они отправятся в аббатство за подмогой. Хотя я понятия не имел, сколько человек живет в Эбеновом аббатстве, вряд ли кто-то построил монастырь на вершине горы для того только, чтобы поселить там пару монахов. Поэтому вскоре ущелья будут полны братьями с Черной Тенью, жаждущими выследить меня прежде, чем я отыщу обратную дорогу к Золотому Проходу.

Долго же им придется искать.

Несмотря на свою внешность (и, полагаю, историю), я не совсем идиот. Я никоим образом не мог бы перегнать компанию сумасшедших монахов — тем более что они знали, куда я направляюсь. Поскольку им скорее всего были известны тропы, ведущие вниз с горы, а мне неизвестны, мне следовало направиться туда, куда они меньше всего ожидали: в само аббатство.

Как только куча монахов уберется оттуда, чтобы охотиться за мной, я прокрадусь внутрь, стащу достаточно припасов для путешествия, а потом отправлюсь за своими преследователями, держась на безопасном расстоянии.

Поскольку подножье горы явно больше его вершины, чем ниже мы будем спускаться, тем больше будет мест, где я смогу прятаться, пока не удастся смыться. Рано или поздно я где-нибудь куплю или украду лошадь, а потом вернусь к Золотому Проходу.

Враги не только не смогут меня схватить, они укажут мне путь с этой проклятой предками горы и снабдят меня припасами для путешествия.

Видите? Вот почему третью часть успешного побега называют уверткой.

Однажды я спросил Фериус, есть ли вообще четвертый этап плана побега. Она ответила, затянувшись своей курительной соломинкой и выдохнув дым через нос:

— Три этапа — это очень много для любого правильного побега, малыш. Если выяснится, что тебе нужен четвертый, значит, ты в беде.

Как только я бросил первый взгляд на Эбеновое аббатство, у меня не осталось никаких сомнений, что потребуется четвертый этап.

Я ожидал увидеть на вершине горы беспорядочное скопище бревенчатых хижин, лачуг или чего-либо похожего. Вместо этого, покачиваясь на верхушке самого высокого и крепкого дерева, какое я смог найти на краю леса, я из своего ненадежного наблюдательного пункта увидел такое, что у меня захватило дух. Семь сверкающих обсидиановых башен вздымались больше чем на сотню футов над навесной стеной, которая сама была пятнадцати футов в высоту и описывала вокруг аббатства круг не меньше мили длиной. Ониксовые дорожки пересекали три отдельных двора и соединяли между собой достаточно двух- и трехэтажных зданий, чтобы в них поместились жители целой деревни. Снаружи, перед воротами, тянулась языком змея-дорога из блестящего черного камня, приглашая войти.