Аббатство Теней - Себастьян де Кастелл

В данный момент взявшие меня в плен были настороже, потому что знали: ко мне медленно возвращаются силы. Как только мы попадем в аббатство, кто-нибудь наверняка предпримет шаги, чтобы удержать меня там. Но что насчет окрестностей аббатства? Что насчет драгоценных пяти или десяти минут перед нашим прибытием? Турнам и Бателиос начнут чувствовать себя в безопасности — в конце концов, мы приблизимся к концу путешествия. Их мысли обратятся к еде получше, крову и тому, что еще ожидает их дома. Они решат, что их миссия завершена и опасность миновала. Если я сделаю свой ход, скажем, в нескольких сотнях ярдов от входа в аббатство, мои конвоиры окажутся в тупике: они устали нести меня всю дорогу, и, хотя в аббатстве им может помочь сколько угодно других монахов, им придется побежать в другую сторону, чтобы привести этих людей, а не туда, куда направлюсь я. Поэтому они, наверное, разделятся, что намного облегчит мне задачу.

«Ведь в жизни, как в покере, настоящая игра идет в пространстве между твоими картами и чужими».

Нет. Это все равно бессмыслица.

В любом случае это была лучшая стратегия, какую я смог придумать. Теперь мне просто нужен план. И отдых. Не могу припомнить, чтобы когда-нибудь был таким…

«Нет, подожди! Не засы…»

Меня разбудил глухой звук, меня опустили на заснеженную землю.

«Хорошо, о чем я там… Ах да: план».

Успешный план побега состоит из трех элементов: обман, рывок и увертка.

Обман — это подготовленная диверсия, отвлекающая внимание твоих пленителей, чтобы ты мог спастись из клетки, цепей или петли, с помощью которых тебя держат в заточении. Добротность обмана оценивается по тому, насколько он отвлекает и как долго тебе верят. Обычно мое порошковое заклинание может вызвать взрыв достаточно большой, чтобы дать мне порядочную фору, но я ковырялся в мешочках при каждом удобном случае и набрал порошка всего на один-два приличных взрыва. Как только я его использую, у меня ничего не останется. В полах рубашки у меня были зашиты монеты кастрадази, но я до сих пор не знал, на что способна каждая из них; я научился всего паре неплохих трюков, и ни один из них не задержит Турнама и Бателиоса надолго. Поэтому следовало придумать что-нибудь еще.

Потом, конечно, идет рывок — когда ты освобождаешься от пут. Теневые ленты Турнама позволяли обоим монахам нести меня и одновременно удерживать, поэтому мне нужно как-то вывести ленты из строя. У меня имелась парочка идей, но ни одну из них нельзя было проверить заблаговременно, поэтому с рывком тоже была проблема.

Даже если я смогу придумать приличный обман, а потом вырваться от монахов, они просто пойдут по моим следам и в конце концов сумеют меня поймать. Вот почему третья часть любого верного плана побега — увертка. Я должен придумать способ послать Турнама и Бателиоса по ложному следу.

Обычно в каждом плане труднее всего придумать увертку, но в данном случае я уже догадался, что надо сделать. Видите ли, даже если я смогу удрать, у меня нет припасов и снаряжения, чтобы спуститься с горы и убраться из этих мест. Поэтому я или упаду и разобьюсь насмерть, или умру с голоду по дороге. Хорошие новости заключались в том, что поскольку побег предполагает движение прочь, Турнам и Бателиос будут ожидать, что я пущусь в бега. Вот почему я сделаю как раз наоборот.

— Почти пришли.

Бателиос остановился и прислонился к выступу скалы.

— Благодарение богу, — сказал Турнам, прижимая ладони к пояснице; теневые ленты обмотались вокруг его рук. — У меня несколько дней болит голова из-за того, что я несу этого ублюдка.

Я и вправду заметил, что сегодня меня трясло чуть больше.

«Рад это узнать».

— Далеко еще? — спросил я, а потом, чтобы скрыть свой энтузиазм, добавил: — Там будет приличная еда?

Турнам засмеялся.

— Если и будет, как думаешь, станем мы ее тратить на песчаную крысу джен-теп, которая уже доставила больше хлопот, чем сама стоит?

«Думаю, нет».

— Сразу за тем кряжем, — сказал Бателиос, показывая на тропу, ведущую к крутому подъему вдалеке.

Я посмотрел туда, куда он махнул рукой. Вероятнее всего, еще около мили.

— Мне нужно помочиться, — сказал я, с трудом поднимаясь. — И еще кое-что.

— Кое-что? — переспросил Турнам. — Ты имеешь в виду — нагадить?

Я кивнул.

Быстрые, как хлысты, ленты обмотались вокруг моих рук.

— Что ж, можешь и подождать. Путь займет не больше получаса.

Я стал корчиться в теневых путах.

— Тогда эти полчаса вы будете чуять что-то очень неприятное.

— Прекрати! — сказал Турнам, вздрагивая в ответ на мое ерзанье и вихляние.

«Он вымотался, — понял я. — Значит, сейчас идеальное время, чтобы испытать мой план, и в то же время обман становится намного, намного опаснее».

— Просто дайте мне две минуты, — умолял я. — Я умираю.

— Я тебе покажу — умираю, — проворчал Турнам, но расслабил, наконец, путы.

Черные ленты отпустили меня, но сперва подняли на фут в воздух, чтобы бесцеремонно уронить на землю.

Я встал и демонстративно огляделся по сторонам. Справа от нас по гористой местности тянулся редкий вечнозеленый лес. Слева был край утеса еще более крутого, чем тот, с которого я упал несколько дней назад. Я двинулся к деревьям — и сделал всего два шага, прежде чем одна из лент Турнама схватила меня за запястье.

— Туда, — сказал он, поворачивая меня кругом и показывая на край утеса. — Там мы сможем за тобой приглядывать.

Я всеми силами постарался выглядеть раздраженным и смущенным. На самом деле я не чувствовал ни смущения, ни раздражения. Я ни на миг не надеялся, что мне позволят забрести в лес. Поэтому неторопливо пошел на край утеса и постоял там мгновение, глядя вниз с обрыва добрых две тысячи футов высотой.

— Ну? Ты собираешься приниматься за дело? — спросил Турнам.

— Он в самом деле мертв?

— Что?

— Мой друг. По-твоему, он в самом деле мертв? Только лихорадка заставила меня думать, будто я скользнул в Тени и разговаривал с ним? Или это могло случиться на самом деле? Может, я действительно скользнул в Тени.

Послышались тяжелые шаги Бателиоса, и вскоре он схватил меня за плечи.

— Даже не думай прыгнуть снова, мой друг. Боюсь, Турнам не сможет спасти тебя во второй раз. Известие о том, что существует военный отряд джен-теп, цель которого — увидеть всех нас мертвыми, отнюдь не улучшило его и без того неприятный характер.

— Но ты ему нравишься? Я имею в виду — вы друзья?