Уинстон, берегись! - Фрауке Шойнеманн

Одетта сделала паузу, погрузившись в воспоминания о счастливых временах.

– А потом? – осторожно спросил я.

Взгляд Одетты помрачнел:

– Потом наша хозяйка тяжело заболела. С каждым днем ей становилось все хуже и хуже, она почти не вставала с постели. Тогда мы стали ложиться к ней на одеяло, чтобы быть рядом. В это время ее начала навещать одна юная особа, племянница. Она ходила за покупками и иногда читала нашей хозяйке вслух газету. Она даже порой играла с нами и старалась это делать на глазах у тети.

Я задумчиво почесал лапой себе за ухом.

– Пока по рассказу похоже, что в прошлом тебе доводилось иметь дело только с приятными людьми.

Одетта покачала головой:

– Нет, Уинстон, погоди. К сожалению, дальше все было гораздо хуже. В какой-то момент мы с Рози заметили, что племянница была вовсе не такой милой, какой притворялась. Иногда она выходила в сад и разговаривала по телефону со своим бойфрендом, который тоже иногда к нам захаживал.

Я кивнул:

– Ну да, люди, а особенно женщины, любят поговорить по телефону. Это иногда ужасно раздражает, но, по-моему, не обязательно свидетельствует о дурном характере.

– Да я ведь совсем не об этом! – В голосе Одетты послышалось недовольное шипение. – Я знаю, что женщины, как правило, любят повисеть на телефоне. Я ведь не глупая. Дело в том, что именно она говорила. А говорила она, что рассчитывает унаследовать все деньги моей хозяйки, если еще немного за ней поухаживает. И что уже сыта по горло всеми этими историями, которые вечно рассказывает старушка, но делать нечего – придется терпеть.

– А что значит унаследовать? – спросил я Одетту.

– Ну, знаешь, у людей так устроено: когда кто-то из них умирает, другой получает все его вещи. Это и называется унаследовать.

– Понятно. Но зачем нужно до этого стараться угодить умирающему? Ну, то есть он ведь потом все равно будет мертвый и не сможет распорядиться, кому достанутся его вещи.

Одетта, которая только что была очень печальной, не смогла сдержаться и захихикала:

– Разумеется, люди отдают такие распоряжения еще при жизни. Они заранее говорят, кто потом получит их вещи.

Я все еще был настроен скептично:

– И это работает? Ведь они ничего не смогут проконтролировать. А если никто не будет выполнять их распоряжения?

– Нет-нет, Уинстон, это работает. Люди предварительно записывают свою волю на бумаге – это называется завещание, и его все обязаны исполнять. А если кто-то решит нарушить завещание, другие люди могут устроить ему кучу неприятностей.

– Вот как? Странное дело. Я всегда думал, что, очутись я перед кошачьим богом на кошачьих небесах, мне будет все равно, кому достанется моя когтеточка.

Хвост Одетты слегка задергался:

– Да, но ведь ты кот. Люди устроены иначе. Обычно они очень привязываются к своим вещам. Короче, если хочешь унаследовать чьи-то вещи – нужно постараться быть с их хозяином очень милым и обходительным, понимаешь?

Я утвердительно мяукнул:

– Ясно. Теперь до меня дошло. И ты считаешь, что племянница была так мила с твоей хозяйкой только потому, что хотела что-то унаследовать?

– Именно так. Она вечно украдкой рыскала по дому, когда думала, что моя бедная хозяйка этого не заметит, и измеряла комнаты. Мы с Рози уже тогда почуяли недоброе и обе очень надеялись, что хозяйка скоро пойдет на поправку.

– И что?

– Да ничего. К сожалению, она так и не поправилась и вскоре умерла. И с тех пор мы остались один на один с племянницей.

– И она внезапно перестала быть милой, да?

– Да. Она сразу же оказалась совершенно не милой: с нами больше совсем не играла и кормить стала очень скудно, да и то только кошачьими консервами. Мы с Рози не сомневались, что скоро она отправит нас в кошачий приют, чтобы жить в большом доме без нас, только со своим бойфрендом.

– В кошачий приют?! Какой ужас!

Одетта покачала головой:

– Но дело обернулось еще хуже. Однажды племянница приехала домой в бешенстве. Она стала кричать на нас, ругаться и швыряться вещами. Мы совершенно не поняли, что случилось, – ведь мы не сделали ничего плохого! В какой-то момент она нас схватила, посадила в металлическую коробку, закрыла ее крышкой и заклеила. Внутри было абсолютно темно, и мы с Рози очень испугались.

– Нет! – Я был в ужасе. Неужели люди на такое способны?!

– Представь себе. Но это было еще не самое худшее.

– Мяу! Ах ты кошачий лоток – что же случилось потом?

– Она отнесла эту коробку в машину и куда-то нас повезла. Мы находились в пути очень долго и, похоже, уехали далеко. Когда мы наконец остановились, она вытащила коробку из машины и поставила в сторонку.

– А что было потом?

– А потом она просто уехала.

– Секундочку! Она просто взяла и уехала без вас?!

– Именно так. Мы сидели в коробке одни-одинешеньки. Совершенно без еды и без глотка воды. В тот момент мы поняли, что нас ждет ужасный конец и свой последний час мы встретим в холодной темной металлической коробке.

У меня по спине побежал холодный пот, и я почувствовал, как моя шерсть встала дыбом от кончика хвоста до загривка. Неужели люди могут быть такими жестокими?

– Но затем случилось вот что: спустя какое-то время – нам показалось, что прошла вечность, – я вдруг услышала странный звук, и мы…

– Ну что, голубки, вы готовы к выходу? – В комнате появилась Кира со стопкой бумаг под мышкой. – Мы сделали пятьдесят копий объявления – Уинстон, ты ведь наверняка захочешь пойти расклеивать их с нами?

Одетта посмотрела на меня:

– Конец истории расскажу тебе как-нибудь в другой раз. Иди лучше расклеивать объявления, – и с этими словами она спрыгнула с дивана.

О нет! Мне непременно нужно узнать, что случилось дальше!

Я уныло плелся по снегу за Кирой.

Сколько объявлений мы уже расклеили? Кто знает. Я бросил считать где-то после тридцатого дерева. Конечно, мы хотим поймать кошконенавистника и вся эта операция, которую придумали дети, имеет смысл, и, само собой разумеется, я рад быть частью коман ды. Но в этот самый момент я предпочел бы лежать на диване и слушать продолжение истории Одетты. Ведь кто-то же в конце концов освободил их с Рози из коробки – хвала кошачьему богу!

– Эй, стойте! Да-да, дети, это я вам! – окликнул нас с другой стороны улицы пожилой мужчина с бородой.