Буря столетия - Стивен Кинг

Робби входит в двери. Его самодовольство и властный видиспарились. Вид у него теперь встрепанный, болезненный и до смерти перепуганный.И с места Робби видно:

Телевизор разбит вдребезги, из него идет дым… а реклама всеравно слышна:

– …один… STIK-EM. Возьмите то, что идет вам в руки! Разве вымало пережили?

Видна голова Линожа над креслом. Слышно хлюпанье, когда онотхлебнул чаю. А мы видим из-за плеча Робби макушку Линожа над креслом иразбитый и говорящий телевизор.

– Кто вы такой? – спрашивает Робби. Телевизор замолкает. Иснаружи доносится ветер поднимающейся бури. Медленно, очень медленноподнимается над спинкой кресла рычащий серебряный волк, глядя на Робби, какзловещая марионетка. Глаза и морда зверя забрызганы кровью. И он слегкапокачивается туда-сюда, как маятник.

– Рожденный в грязи – в ад ползи, – говорит голос Линожа, иРобби хлопает глазами, открывает рот… и закрывает. А как можно реагировать наподобное замечание? Но Линож еще не кончил, и вновь слышен его голос:

– Ты был с проституткой в Бостоне, когда умерла твоя мать вМачиасе. Мама жила в задрипанной богадельне, которая прошлой осенью закрылась,одной из тех, где бегают крысы в кладовой. Помнишь? Она звала тебя, пока незадохнулась. Приятно, правда? Если не считать хорошего куска плавленого сыра,ничего нет на земле лучше материнской любви!

Вот тут уже реакция есть. А как бы реагировал любой из нас,услышав свои самые мрачные тайны от незнакомого убийцы, которого даже толком невидно в темноте?

– Но ничего, Робби, – говорит тот же голос. И снова реакция.Незнакомец знает его имя!

Комната. Линож выглядывает из-за спинки кресла чуть ли незастенчиво. Глаза у него более или менее нормальные, но он перемазан кровьювряд ли меньше, чем его серебряный набалдашник.

– Она ждет тебя в аду, – говорит Линож. – И она сталалюдоедкой. Когда ты туда попадешь, она съест тебя живьем. И снова, и снова, иснова, и опять, и опять. Потому что это и есть ад – повторение. И я думаю, чтобольшинство из нас это знает в глубине души. ЛОВИ!

Он швыряет мяч Дэви.

В дверях мяч ударяет Робби в грудь, оставив кровавый след.Все, с Робби хватит. Он поворачивается и бежит с диким воплем.

В комнате снова видно кресло под углом и разбитый телевизор.От Линожа видна только макушка.

Потом появляется сжатая в кулак рука. Мгновение она парит ввоздухе, потом из нее высовывается палец и указывает на телевизор. И дикторшанемедленно возобновляет свой треп.

– Посмотрим еще раз на те регионы, которые сильнее всегобудут задеты идущей бурей. Линож берет с блюдца очередное печенье.

На улице Робби громыхает по лестнице к своей машине смаксимальной скоростью, на которую способны его неуклюжие короткие ноги. Еголицо стало маской ужаса и замешательства.

В доме Марты камера медленно наплывает на разбитый экран сдымящимися внутренностями, а дикторша все говорит:

– Судя по прогнозу, нас ждет разрушение сегодня, смертьзавтра и Армагеддон к выходным. То есть это может быть конец жизни, как мы еепонимаем.

– Ох, вряд ли… – задумчиво говорит Линож. – Но всегда естьнадежда.

И он откусывает кусок печенья. Затемнение. Конец актавторого.

Робби вцепляется в дверцу своего «линкольна». Дальше поулице стоит группа горожан, с любопытством за ним наблюдающая.

– Билз, там как, все о'кей? – спрашивает Джордж Кирби.

Робби старику не отвечает. Распахивает водительскую дверь иныряет внутрь. У него там под приборной доской коротковолновая рация, и онвыхватывает микрофон из зажимов. Стукает по кнопке включения, врубаетдевятнадцатый канал и начинает говорить, бросая перепуганные взгляды наоткрытую дверь дома Кларендон – а вдруг оттуда вылезет убийца Марты?

– Робби Билз вызывает констебля Андерсона! Андерсен, прием!Здесь ЧП!

В магазине Андерсона все та же толпа. Кэт и Тесе Маршан,домовитого вида женщина неполных пятидесяти, выбивают чеки со всей доступней имбыстротой, но сейчас весь народ замер, слушая срывающийся на визг голос Робби.

– Андерсон, черт тебя побери, прием! Здесь убийство! МартуКларендон забили до смерти!

Испуганный и недоверчивый шепот пролетает по толпе. Глазарасширяются.

– Тип, который это сделал, еще в доме! Андерсон! Андерсон!Прием! Ты меня слышишь? Когда ты не нужен, все время лезешь с советами, акогда…

Тесе Маршан берет микрофон рации, как во сне.

– Робби? Это Тесе Маршан. Майка сейчас…

– Ты мне не нужна! Мне нужен Андерсон! Я не могу еще и егоработу делать, кроме своей! Кэт берет микрофон:

– У него дома что-то случилось. Олтон поехал с ним. Там егодо…

И тут входят Майк и Хэтч. У Кэт и Тесе вид неимоверногооблегчения. Тихий говор снова проходит по толпе. Майк делает шага три в зал иостанавливается, осознав, что случилось что-то экстраординарное.

– Что? В чем дело?

Никто не отвечает. А рация продолжает истерически верещать:

– Что значит «дома случилось»? Случилось как раз здесь!Старуху убили! У Марты Кларендон в доме псих! Дайте мне городского констебля!

Майк быстро подходит к кассе, Кэт отдает ему микрофон и радаот него избавиться.

– О чем он? – спрашивает Майк поверх микрофона. – Когоубили?

– Марту, – отвечает Тесе. – Так он сказал. Майк щелкаеттумблером передачи.

– Робби, это я. Остынь на минутку…

– Никаких минуток, черт тебя побери! Здесь ситуацияпотенциально угрожающая!

Майк его игнорирует, держа микрофон у груди, и обращается ксобравшимся двум десяткам островитян, столпившимся у концов проходов иоцепенело на него глядящим. На острове убийств не было уже семьдесят лет… еслине считать Джо, мужа Долорес Клейборн, и то ничего не удалось доказать.

– Вот что, люди, отступите-ка немного и дайте мне поговоритьбез зрителей. Я получаю шесть тысяч в год за то, что я тут констебль, так дайтемне делать работу, за которую вы мне платите.

Они отступают, но все равно слушают – а как им не слушать?Майк поворачивается к ним спиной, а лицом к рации и лотерейному автомату.

– Робби, ты где? Прием.