Колдун и кристалл - Стивен Кинг

В городских дворах жгут листву, и по мере того как неделяприближается к концу и лицо старого Демона проступает все отчетливее,красноруких пугал все чаще бросают в костры. В полях стебли кукурузы пылают,как факелы, и часто пугала горят вместе с ними, их красные руки и вышитыебелыми нитками глаза лопаются от жары. Люди стоят вокруг этих костров молча, ссуровыми лицами. Никто не говорит об ужасных обычаях прошлого и жестоких старыхбогах, которых умиротворяют сжиганием этих пугал, но все это и так прекраснознают Время от времени кто-нибудь из людей едва слышно шепчет себе под нос дваслова: Гори огнем.

Они закрывают, закрывают, закрывают год. На улицахвзрываются хлопушки и петарды. Иной раз раздается такой мощный"ба-бах", что даже смирные тягловые лошади лягают телеги. И эхокаждого взрыва заглушает детский смех. На крыльце продовольственного магазина,что напротив "Приюта путников", поцелуям, иногда скромным, а иногда ис язычком, не видно конца, но шлюхи Корал Торин ("Сладенькие", каклюбит называть себя и коллег Герт Моггинс) скучают. На этой неделе клиенты уних наперечет.

Это еще не Новый год, когда будут жарко гореть поленья, авесь Меджис танцевать… и, однако, старый год уходит. Именно на праздник Жатвы,сопровождаемый ритуалом гори огнем, приходится окончание года и все, начиная отСтенли Руиса, стоящего за стойкой бара под чучелом Сорви-Головы, до последнегоскотовода Френа Ленджилла у самой границы Плохой Травы, это знают. В воздухеразлита тоска, кровь зовет в путь, в дальние края, одиночество щемит сердце.

Но этот год принес с собой и нечто особенное: ощущениечего-то дурного, скверного, ощущение, которое, однако, никто не мог выразитьсловами. Люди, которым никогда не снились кошмары, на неделе fin de anoпросыпаются от собственных криков. Мужчины, по натуре мирные, не простоучаствуют в драках, но затевают их. Мальчишки, которые раньше только мечтали отом, чтобы убежать из дому, в этот год действительно убегают и не возвращаютсядомой после первой ночи, проведенной под кустом.

И ощущение (то самое, которое никто не мог выразить словами,но чувствовали все), что этот праздник Жатвы отличается от прежних, нарастает.Заканчивается год, это да. Но с ним заканчивается и мир. Ибо именно здесь, вМеджисе, сонном внешнем феоде, суждено начаться последнему великому конфликтуСрединного мира. Здесь прольются первые потоки крови. И в два года, не большетого, этот мир перестанет существовать. Начнется все здесь. И возвышающаясясредь розовых полей Темная Башня кричит голосом чудовища. Время – лицо на воде.

Корал Торин шла по Главной улице от отеля «Гавань», когда заметилаШими, ведущего Капризного в противоположном направлении. Юноша пронзительным,но мелодичным голосом напевал «Беззаботную любовь». Шел он медленно: Капризныйтащил на себе два бочонка размерами поболе тех, что недавно отправились наКоос.

Корал радостно приветствовала Шими. Радоваться она имелаполное право: Элдреда Джонаса воздержание на fin de ano не касалось. А длямужчины со сломанной ногой любовником он оказался более чем изобретательным.

– Шими! – воскликнула она. – Куда ты идешь? В Дом-на-Набережной?

– Да, – кивнул он. – Везу грэф, который они заказали. Длявечеринок на праздник Жатвы, да, много их будет. Все будут танцевать,разгорячатся, а потом станут пить грэф, чтобы немного остыть. Какая выкрасивая, сэй Торин, с раскрасневшимися щечками.

– О! Мне очень приятны твои слова, Шими! – Она одарила егоширокой улыбкой. – А теперь иди, иди, не теряй времени, тебя там ждут.

– Нет-нет, уже иду.

Корал, улыбаясь, смотрела ему вслед. Все будут танцевать,разгорячатся, сказал Шими. Насчет танцев Корал ничего сказать не могла, ноточно знала, что в этом году праздник Жатвы выдастся жарким. Очень даже жарким.

Мигуэль встретил Шими под аркой Дома-на-Набережной, окинулпрезрительным взглядом, каким удостаивал всех, кто стоял ниже его на социальнойлестнице, выдернул пробку сначала из одного бочонка, потом из второго. Ксодержимому первого только принюхался, наклонившись к отверстию в днище, вовторой сунул большой палец и задумчиво пососал его. С провалившимися щеками,беззубым ртом и шевелящимися губами он напоминал сосущего соску бородатогомладенца.

– Отменный вкус, не так ли? – спросил Шими. – Отменный вкус,добрый, старый Мигуэль, живущий здесь уже тысячу лет.

Мигуэль, все еще посасывающий палец, злобно зыркнул на Шими.

– Andale. Andale, simplon [Проходи. Проходи, глупец(исп.).].

Шими повел мула вокруг дома к кухне. С океана дул сильныйпорывистый ветер. Шими помахал рукой работающим на кухне женщинам, но ответноговзмаха руки или рук не дождался: скорее всего женщины его даже не заметили. На каждойгорелке огромной плиты булькал котел, и женщины в свободных, с длиннымирукавами платьях, с забранными назад и перевязанными яркими лентами волосами,бродили в заполнявшем кухню тумане как призраки.

Шими снял со спины Капи сначала один бочонок, потом второй.Пыхтя от натуги, перенес их к большой дубовой бочке у двери черного хода. Снялкрышку, наклонился над бочкой, тут же отпрянул: ядреный запах старого грэфавышиб у Шими слезу.

– Фу! – изрек он, поднимая первый бочонок. – Можно опьянетьот одного запаха!

Он вылил в бочку свежий грэф, стараясь не расплескать никапли. Когда бочонки опустели, уровень бочки поднялся чуть лине до крышки. Этохорошо, подумал Шими. На празднике Ярмарки яблочное пиво будет литься рекой.

Пустые бочонки он поставил в ременные корзины, закрепленныепо бокам Капризного, вновь посмотрел на кухню, дабы убедиться, что за ним никтоне наблюдает (никто и не наблюдал: кто вообще мог заметить дурачка из таверныКорал?), а затем повел Капи не назад, к арке, а по тропе, к сараям-складам, вкоторых хранилось все необходимое для обеспечения жизнедеятельностиДома-на-Набережной.

Их было три, и перед каждым сидело пугало с красными руками.Шими решил, что пугала пристально всматриваются в него, и по коже у негопобежали мурашки. Потом он вспомнил свой предыдущий поход, к дому Риа, безумнойстарой ведьмы. Вот уж кто действительно наводил страх. А это всего лишь пугала,набитые соломой.

– Сюзан? – шепотом позвал он. – Где ты?

Дверь центрального сарая, и так приоткрытая, распахнуласьеще шире.

– Заходи! – также шепотом ответила она. – И заводи мула!Только быстро!

Он завел мула в сарай, где пахло сеном, фасолью, веревками…и чем-то еще. С более резким запахом. Петарды, подумал Шими. И порошок, длястрельбы.