История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней - Мунго Мелвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объяснение полного развала дисциплины среди моряков было достаточно простым: днем раньше на борту линкора произошло восстание. Члены матросского комитета на «Георгии Победоносце» потребовали от Колчака, чтобы он сдал личное оружие, в том числе свою позолоченную Георгиевскую саблю, которой его наградили за храбрость, проявленную при обороне Порт-Артура в 1904 г., во время Русско-японской войны. Адмирал отказался. «Это оружие храбрых дало мне море, пусть оно его и получит», — сказал он и бросил награду в воды Севастопольского залива[992]. Как ни удивительно, но после этого происшествия Колчак остался жив. Командовать флотом в таких условиях было невозможно, и Колчака немедленно вызвали в Петербург. Он издал свой последний приказ по Черноморскому флоту, в котором можно увидеть смесь вызова и пораженчества:
«Считаю постановление делегатского собрания об отобрании оружия у офицеров позорящим команду, офицеров, флот и меня… Призываю офицеров, во избежание возможных эксцессов, добровольно подчиниться требованиям команд и отдать им все оружие… Остаться на посту командующего флотом считаю вредным, с полным спокойствием ожидаю решения правительства»[993].
Шокированный тем, что они с Бернхардом увидели на «Георгии Победоносце» и в Севастополе, Гленнон «с риском для жизни» решил выступить перед Севастопольским советом матросских, солдатских и рабочих депутатов. Он убеждал мятежных русских моряков, захвативших военные корабли, которые стояли на якоре в гавани, «вернуть власть» офицерам[994]. Гленнон покинул Севастополь вечером 22 июня и направился в Петроград; тот же поезд увозил адмирала Колчака, который передал свои «полномочия» контр-адмиралу Лукину. Отзыв Колчака обернулся отставкой: Керенский уволил его за «неспособность поддерживать дисциплину»[995].
Тем временем смелое обращение Гленнона к делегатам от мятежного Севастополя имело неожиданный успех — но слишком поздно для спасения Колчака. 24 июня американский посол в России Дэвид Р. Фрэнсис телеграфировал в Вашингтон государственному секретарю Роберту Лансингу:
«Гленнон вернулся из Севастополя, куда прибыл в то время, как восстание, инициированное кронштадтскими моряками, было в самом разгаре. У всех офицеров отобрали сабли и личное оружие. Гленнон произнес две речи, которые произвели превосходный эффект. Впоследствии мятежники отменили спорные постановления и вернули всех офицеров, за исключением адмирала Колчака, который явился сюда для объяснений по вызову военного министра. Дисциплина на Черноморском флоте восстановилась…»[996]
Однако дальнейшие события показали, что восстановление нормального управления Черноморским флотом было временным. В судьбе Колчака случился неожиданный поворот — в сентябре 1917 г. он по поручению Временного правительства отправился с миссией в Соединенные Штаты. Пока Колчак служил за границей, власть в России захватили большевики. Он вернулся на родину и стал одним из руководителей Белого движения во время Гражданской войны, в ходе которой он потерпел поражение, попал в плен и был казнен советской властью.
Несмотря на революционные настроения Черноморского флота, в Севастополе большевики с трудом отстаивали свои интересы. Большевистский агитатор Надежда Островская прибыла в город в августе 1917 г., чтобы разжечь революционное недовольство на Черноморском флоте. Предыдущая попытка в 1907 г. провалилась; едва избежав ареста, Островская бежала в Женеву. Вернувшись в Севастополь десять лет спустя, она обнаружила здесь безразличие к идеям большевиков. В письме Центральному комитету в Петрограде она жаловалась: «Очень тяжело, большевиков не слушают». Через месяц ее растущее отчаяние стало очевидным: «У нас здесь массы политически не воспитаны, литературы нет… Итак, берите на себя всю ответственность: или двух работников и Черное море — большевистское и богатое, или опять ваше равнодушие и молчание — и тогда здесь керенщина или анархизм»[997].
В начале осени 1917 г., вслед за событиями в Петрограде и остальной России, влияние большевиков в Севастополе усилилось. Если 24 июля только одиннадцать из 455 депутатов Севастопольского совета были большевиками, то 2 ноября таких насчитывалось уже пятьдесят восемь — больше, чем меньшевиков, обладавших сорока мандатами. Большинство по-прежнему сохраняли эсеры, но пропагандистские усилия большевиков приносили плоды. Эти перемены отчасти обусловлены деятельностью двух агитаторов, которых по просьбе Островской прислал Центральный комитет партии: Николая Пожарова и Юрия Гавена. Гавен подтвердил, что позиции большевиков на флоте укрепляются, однако нашел портовых рабочих Севастополя «аномально консервативными». Но события в столице быстро развеяли сомнения на местах. 7 ноября в Севастополе получили сообщение о том, что в Петрограде произошла революция, во главе которой стоял Ленин. В тот же день Севастопольский совет военных и рабочих депутатов решил взять власть в свои руки и направил Петроградскому Совету и Всероссийскому Съезду Советов телеграмму: «Приветствуем победную революцию. Власть Советом взята. Ждем распоряжений. Севастополь»[998].
Большевики захватили власть в Петрограде, но в Севастопольском совете они оставались в меньшинстве. Иначе обстояли дела на флоте, где с 19 ноября по 2 декабря проходило собрание Черноморского флотского экипажа. Вдохновляющий лозунг был найден 28 ноября, в двенадцатую годовщину восстания 1905 г. на «Очакове». Сравнивая события 1905 и 1917 гг., газета «Известия» писала:
«Ровно двенадцать лет тому назад… Черноморский флот поднял красное знамя восстания. Во главе со своим красным адмиралом — лейтенантом Петром Петровичем Шмидтом он провозгласил лозунг: Да здравствует свобода… Сейчас мы совершенно согласны с тем, что восстание это было преждевременным, что остальная Россия не была готова поддержать его и… не имея в своих руках связей в виде телеграфа и железной дороги, даже в случае удачи восстания наши товарищи не могли бы использовать его успеха»[999].
В ноябре 1917 г. положение моряков Черноморского флота было несравненно прочнее, поскольку по всей России телеграф и железная дорога постепенно переходили под контроль большевиков. Моряки Севастополя выступили в поддержку революции, угроза которой появилась на юге России. В конце октября казацкий атаман генерал Алексей Максимович Каледин, штаб которого находился в городе Новочеркасске, объявил на Дону военное положение. Когда он начал разгонять Советы, возникавшие на местах, лидеры большевиков в соседнем Ростове-на-Дону обратились за вооруженной поддержкой к морякам Черноморского флота. В Севастополе Пожаров настаивал, чтобы на помощь товарищам немедленно отправили вооруженные отряды. В течение нескольких дней был сформирован «революционный отряд» под командованием Алексея Васильевича Мокроусова, бывшего моряка и давнего члена большевистской партии. 7 декабря отряд Мокроусова вошел в Ростов-на-Дону, где был встречен и разбит объединенными силами казаков и солдат недавно основанной контрреволюционной Добровольческой армии.