Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

— Что бы мы ни делали, как бы ни старались, на какие ухищрения бы ни шли — любовь побеждает, несмотря ни на что, — залепетал Антон и перечеркнул линию между Хассан и Кравченко: — Нам не удалось поссорить вас надолго. Вы сумели простить друг другу ужасные вещи: конверт, психбольницу. Ваши дети поженились. Наша миссия провалилась. — Затем он перечеркнул линию между Тёмой с Ритой и Олей: — Даже план с изменой не сработал. Артемий Викторович остался верен погибшей жене, а Ольга Андреевна вернулась к мужу. — Заштриховал стрелку от Джо к Ире, потом от Кости к Алисе: — Этого мы никак не ожидали. — Линию между Касей Чипировой и Али Хассан: — Этого уже не случится. — Линию между собой и Тейзис Субботой он перечеркнул молча. После этого закрыл маркер колпачком, бросил его на пол и взглянул на Дамира Вильдановича. — Я закончил рассказ.

Минут пять или семь в комнате стояла пугающая тишина. Переглядывались. Шмыгали носами. Мяли онемевшие пальцы.

— Как считаешь, нам стоит оставить тебя в живых? — прямо спросил Дамир, и его решительно громкий голос ударил по ушам оглохших от молчания друзей. Антон в упор посмотрел на свою прекрасную Тейзис, та впилась взглядом в возлюбленного, и по её щекам полились слёзы. Юноша уверенно ответил: «Свою миссию я выполнил. Не убьёте вы — изведёт отец. Но если в моей жизни нет Таечки, мне не нужна такая жизнь. Вы не подпустите меня к ней и сделаете правильный выбор мудрого отца. Я готов принять смерть от ваших рук или провести остаток жизни в тюрьме, решать уже не мне. Теперь вы можете меня арестовать». Он поднял ладони к потолку, закрыл покрасневшие веки в ожидании приговора и рухнул без сознания на залитый кровью ковёр.

***

Врач долго не выходил из палаты. К пациенту не пускали. Таечка вышагивала вдоль коридора, крутилась у двери и не переставала молиться. Спокойная англичанка наблюдала за несчастной девушкой и отвлекала её от скорби разговорами:

— Что будем делать с нашей мафией?

Тейзис прекратила носиться туда-сюда и бросила Джоанне в ответ:

— Папа всегда говорит, что, если враг разоблачён, он уже наполовину уничтожен. Тётя Джо, ну тётя Джо, а если он на всю жизнь таким останется?

— Не мельтеши. Встанет на ноги твой сектант; любовь его поднимет с койки. Но полезно иметь запасной план. Что будешь делать, если он вдруг не выкарабкается?

— Мне будет бесконечно жаль. Наверное, вырыдаю все слёзы на десять лет вперёд. Но я справлюсь. Я больше переживаю, что делать, если он выживет. Он любит меня до безумия. И ждёт ответной любви. Я боюсь. Это ведь навсегда. Я не готова. — Тейзис вздохнула, но не так, как обычно, а по-особенному, горько, шумно, без тени раздражения и насмешки. — А если мне только кажется, что я влюблена? Если я разочаруюсь в нём через неделю? Я сломаю его. Лучше бы он никогда меня не знал.

— Ты дура? — округлила глаза Джо. — Женщина не обязана отвечать любовью в первый же год отношений. Начни с искренней благодарности, а там видно будет.

— Что вы несёте, — встрепенулась Тейзис. — Если любовь существует, то это чувство взаимное. Как у мамы с папой. Если любовь, то только такая!

Джоанна цинично ухмыльнулась и опустила глаза в пол.

— Твоя мама, — прошептала она, — при всём уважении, полюбила своего мужа, только когда вспомнила историю их знакомства. А до того она лишь благодарила его за бескорыстную и, прямо скажем, безответную любовь. Обычное дело.

Тейзис не унималась:

— Как вы можете так говорить! Уж вы точно знаете, что такое любовь. Алиса рассказывала, что вы с вашим супругом с детства дружили, любили друг друга до обмороков, а как вы за него писали университетские задания, пока он работал, а как Алису ждали! Как вы, самая счастливая жена, можете утверждать, что безответная любовь, да ещё и в браке, да ещё в крепком счастливом браке — это обычное дело?

— Я не любила Яна, — Джо выдавила извиняющуюся улыбку, — пока не появилась Алиса, точно не любила. Считай, шесть лет равнодушного принятия. Алиса наверняка свой рассказ приукрасила. Мы, когда ей рассказывали, тоже перевирали половину событий. Вот тебе правда. Ян был очкастым заикой без друзей и амбиций, с кучей комплексов, с дурацкой длинной чёлкой, с отвратительным громким влажным кашлем. Меня от него наизнанку выворачивало. Но вот он в меня влюбился. Как назло. Ходил за мной везде, овсянку мне готовил, писал стихи, портреты. Бессмысленные ухаживания. А потом однажды освоил меня в ванной. Я не сопротивлялась. Подумала, интересно, чем закончится. Продолжил ухаживать. Любовник из него был никудышный, но я орала, что он лучше всех, чтобы не расстраивался. Он в это быстро поверил и начал стараться. С каждым разом получалось всё лучше. К шестнадцати он был несравненным в постели. Сделал предложение. Дай, думаю, соглашусь.

— Вам самой не противно? — разочарованно выплюнула Тейзис.

— Не торопись осуждать. Мне было любопытно, как далеко зайдёт эта игра. И вот в двадцать два я уже беременна. Ян так хотел ребёнка. Я не переставала забавляться; он верил, что родится именно девочка. Врачи пол определить не смогли, а Ян был уверен и с пятнадцати лет точно знал, как назовёт её. Ладно, думаю, почему нет? Хочет — рожу. Я любила видеть его счастливым. Вот мы планируем переезд. Ян выбирает квартиру, описывает мне варианты один за другим: где школа поближе, где детская площадка больше, и так далее. И всё говорит: Алиса то, Алиса сё. А я ношу его ребёнка уже месяц седьмой. Помню это утро, мы стоим у окна, и солнечный свет проливается на мой круглый живот. Тепло по всему телу. Я прямо вижу это тепло. В его глазах, на его ладонях, у меня в животе. Тогда я почувствовала её. Поняла, что и правда родится девочка. Моя Алиса Яновна. Он зовёт малышку по имени, а она словно отвечает ему: папа, папа. Я стою и плачу, думаю, как хорошо, что мы друг у друга навсегда. Смотрю на него и вижу красивого, любимого, изумительного моего. С прямой спиной, без очков, уверенного в себе и своём будущем, счастливого до невозможности. Такого красивого. Моя молчаливая благодарность сделала его таким. Я позволила его любви расти, чтобы она нас обоих сделала лучше. Сейчас я готова тысячу раз поклясться: я люблю, просто обожаю его, он для меня лучший на свете, и я ни на кого другого его не променяю. Но требуются годы, чтобы взрастить это чувство. Так что, повторюсь, ты