Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

— С вашего взаимного согласия ваш брак регистрируется, — буднично отчеканила она, — прошу вас подойти к столу регистрации и поставить свои подписи.

Молодые повиновались.

— А теперь прошу вас в знак любви и преданности обменяться обручальными кольцами.

Дрожащими влажными пальцами они надели друг другу кольца. Пухлая женщина, кажется, говорила что-то ещё, но ребята уже её не слушали. Они набросились друг на друга с робкой и стыдливой страстью и слились в нежном долгом поцелуе.

Улицей уже начинал править полдень. Они выбежали из загса довольные и воодушевлённые, прохожие любовались и восхищались ими. Денис всю дорогу нёс девушку на руках, и они кричали о своих чувствах на весь город. Им улыбались, свистели, одобрительно кивали и даже аплодировали. Теперь дело за малым — сообщить о свадьбе родителям, враждующим между собой без малого два года.

***

В тот же день Хассан и Кравченко встретились в последний раз, чтобы обсудить нерешённые вопросы. Дело в том, что угрозы Ольги Андреевны Субботы лишить старых друзей квартиры оказались напрасными, но теперь Кравченко сами захотели избавиться от обузы, подаренной им врагами. Разговор о возврате недвижимости произошёл за неделю до сегодняшних событий: Джоанна попросила у Иры разрешения остаться в их доме ещё на некоторое время, пока не оформится официальный отказ от подарка, а Артемий стал звонить Дамиру, чтобы сообщить о принятом решении, но Хассан долго не брал трубку. Вчера, двадцатого апреля, неугомонный Кравченко снова потревожил бывших друзей, заняв их телефонную линию на пол-утра.

— Не знаешь случаем, что ему вдруг могло от нас понадобиться? — расспрашивал Дамир супругу.

— Деньги на бутылку, вот что, — язвила Ольга. — Просто сбрасывай и всё.

Хассан послушал жену. Тогда Артемий Кравченко навестил Дамира с Ольгой лично. Суббота не переставала удивляться его напористости.

— Вздумаешь ломать ворота — я вызову охрану, — предупредила она, глядя на него через экран видеодомофона.

— Да не трогаю я ваши ворота, — зло ответил Тёма. — Нам нужно обсудить кое-что.

— Мне с вами нечего обсуждать.

— Тогда позови Дамира.

Ольга сдалась и пошла за мужем. Хассан впустил врага в сад и с праздным интересом приоткрыл входную дверь.

— Говори быстро и по делу, — бросил он.

— Дело простое: хотим вернуть вам квартиру. Нам она не нужна, мы там давно не живём, а счета и налоги по-прежнему съедают половину зарплаты.

— Так продайте её! — Ольга, стоявшая позади супруга, в раздражении всплеснула руками. Дамир Хассан собрался захлопнуть дверь, но Артемий схватился обеими ладонями за косяк. Дамир сжалился и не стал прищемлять нищему пьянице сразу обе руки. Он зло смотрел на незваного гостя, но взгляд Кравченко тотчас сделался мягким и печальным.

— Я прошу тебя. Если имею право о чём-либо просить, то именно об этом. Избавьте нашу семью от обузы. Мы с бумагами замучаемся. Я ничего в этом не понимаю. И не нахожу в себе сил распоряжаться чужими вещами. Вы и так забрали всё, что только могли. Последнюю вещь я вам добровольно отдаю.

Дамир поразмыслил, тяжело вздохнул, потёр рукава галабеи из тонкого сукна и, кивнув жене, широко распахнул перед гостем дверь.

— Проходи.

— Нет, я пришёл лишь поговорить о возможности сделки. Если она состоится, тогда мы явимся прямиком в контору.

— Сделка пройдёт у нас дома, — отрезал Дамир. — Заходи, коль пришёл. Я позвоню юристу. Если он свободен, прямо сегодня всё и решим. Документы у тебя с собой?

Тёма рассеянно помотал головой:

— Говорю же, пришёл только для разговора.

Он нехотя поволокся вдоль коридора и, не раздеваясь, застрял в прихожей. Хозяйка дома не стала ни приглашать его в гостиную, ни предлагать кофе. Дамир прошёл в зал и набрал номер юриста. Тот с оптимизмом верного пса ответил, что сможет подъехать двадцать первого апреля, то есть завтра же.

— Прекрасно, — кивнул Тёма. — До завтра.

Кравченко явились в назначенный день для отказа от дарения квартиры. Дамир с юристом готовили документы, перебирали бумаги, ставили подписи на важных листах, а потом на ещё более важных, и одну подпись здесь, а тут без расшифровки, а там только фамилию, а здесь ничего, это я сам заполню, теперь проверьте, всё ли верно, и вы, Артемий Викторович, проверьте то-то и то-то, а Артемий Викторович сидел, словно на мастер-классе по оригами, вцепившись ногтями в обложку паспорта, и переводил тупой взгляд с одной стопки бумаг на другую, не зная, что делать с таким количеством макулатуры. Хассан раздражённо вздыхал и закатывал глаза, вставляя время от времени: «Мне что, это больше всех нужно, Артемий?» Тёма честно пытался сконцентрироваться на договорах, но то у него выпадала из пальцев ручка, то разлетались по полу копии заявлений, то пересыхало в горле, и он просил очередной стакан воды. Ольга бегала из гостиной на кухню и обратно, потом решила отправить за водой дочь. Сообразительная Тейзис поставила напротив Кравченко целый кувшин. «Благодарю, Тая», — просипел кряхтевший от жажды гость. Упорно избегавший столкновения взглядами, теперь Тёма сдался и странно покосился на хозяйку дома. Ольга Суббота зло приподняла бровь. Она ждала, что гость снова выкинет какой-нибудь хитрый трюк — потеряет ручку, неправильно напишет имя, съест оригинал договора, выпрыгнет из окна, — поэтому скрестила руки на груди и укусила Тёму предупреждающим взглядом. Но тот послушно сидел, сложив ладони на коленях, на вопросы юриста отвечал, к кувшину не притрагивался. Осталось подписать последний документ. Он взял ручку, подвинул к себе лист и снова посмотрел на Ольгу. Она вмиг выпрямилась, и с лица её сошла надменная бледность. Во влажных глазах, прятавшихся за тяжёлыми кирпично-рыжими бровями, она увидела такое отчаяние, такое горе, что чуть не вскрикнула. Впервые Оля посмотрела на Артемия не как на повесу или клоуна — как на человека, страдальца, мученика. И как находились у него силы улыбаться и кривляться все сорок лет? Ведь он не знал в жизни ничего, кроме злобы и боли, хотя искуснейшим образом скрывал страдания сердца за чудовищными выходками и театральными гримасами. Теперь он смотрел пристально, глубоко, серьёзно и осторожно — и только сейчас Ольга смогла разглядеть его. Это был ходячий грех, сам от себя уставший, сам собой измученный и изуродованный. Артемий обречённо кивнул ей. Губы его дрогнули, он склонился над белым листом и заштриховал нервной размашистой подписью правый нижний угол. Юрист хлопнул в ладоши:

— Подаренная недвижимость официально возвращена, участники сделки претензий друг к другу не имеют. — Он поднялся со стула и зашелестел договорами. — Обе стороны удовлетворены?

— А вы точно юрист, а не сутенёр? — гыркнул Артемий, и взгляд мученика испарился