Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

из церкви и долго плакал, боясь осуждения и наказания отца-сектанта, и почему с угрозами выгнал Таю, когда та пришла послушать проповедь. Почему Элайджа Хассан обомлел при виде простушки-Касеньки, умевшей гипнотизировать с помощью голоса, и чуть не обратился в её неоверу. Почему Ничка кутает грудь и плечи в платок даже летом, а Антона заставляли носить кофты с длинными рукавами и врать, будто он мёрзнет. Все решения Саша оправдывал тем, что «так желала его мама». Теперь стало очевидно, что мамой он именовал Шамиля Карденберга, а семьёй — идолов, которым поклонялся.

Кравченко не должны были сблизиться с Хассан больше Чипировых. Следовательно, их друг с другом необходимо было поссорить, а самим как можно скорее объединиться с этой влиятельной семьёй, чтобы укрепить общину. Так Светлое братство искусственным образом разожгло войну Кравченко с Хассан, а Касенька с Антоном тем временем должны были обольстить Элайджу и Тейзис. За Дениса браться не решались: он был слепо предан отцу, службе и своей вере, заставлять его изменить мировоззрение — значит потратить вдвое больше сил, чем на его брата с сестрой, вместе взятых. Али сдался быстрее всех. Кассандра-младшая старательно исполняла приказ отца и перевыполнила план — Али готов был жениться на ней через полгода с момента знакомства. Помутнить сознание Ольги Андреевны оказалось легче всего — её нужно было влюбить в Тёму Кравченко. План состоял в том, чтобы поссорить и разлучить Ольгу с мужем-покровителем, без влияния Дамира она станет уязвимее, и Тёма разрушит её своей чёрной алкогольной любовью-бурей. Тёмины видения — тоже Сашина работа. Хотя Кравченко до последнего называл галлюцинации именем погибшей жены, Саша знал, что долго он себя обманывать не станет и падёт перед Олиной красотой. Тая бы тоже легко поддалась чарам, если бы Антон их применял; но юноша сам не заметил, как стал рабом её томного взгляда. Антон ещё в детстве научился строгать и вырезать из дерева статуэтки идолов; их пропитывали кровью и приносили им в жертву пойманных подростков. На Новый год Александр попросил сына смастерить по статуэтке для каждого из Хассан. Эти фигурки обозначали идолов, но выглядели изделия как обычные сувениры, чтобы не вызывать подозрений. Отец прочёл над ними древние языческие тексты, но Антон предварительно сделал по копии каждой статуэтки и вручил Хассан чистые дубликаты вместо осквернённых проклятиями деревянных изделий. Касенька воздействовала на Али бумажными письмами, на Тейзис — с помощью рукописных книг. Мало кто был уверен, что заклинания и впрямь действовали на человеческое сознание, и для верности применяли светские методы: подмешивали в чай снотворное и яды, пропитывали бумагу и дерево токсичными веществами, программировали друзей повторяющимися словами и практиковали гипноз.

Следующую линию на доске Антон провёл от своей бабушки, Кассандры Карась, к Ирине и Джоанне. Искусно распалённая вражда двух сестёр — продукт гордости покойного Карденберга и его преемника Александра Чипирова. Всё просто: две ближайшие оставшиеся в живых родственницы должны были ненавидеть друг друга до самой смерти. Кассандра Карась не сводила глаз с подрастающей англичанки и демонстрировала Ире образец поведения рядом с неблагодарной шизофреничкой: била, ругала, отчитывала по поводу и без. Вскоре Ирина Дивановская принялась копировать Касины приёмы и сама не заметила, как возненавидела сестру, которая теперь казалась ещё большей обузой. Так что о воссоединении Кравченко с Кильманами и речи быть не могло. Костя Кильман, как казалось, не был заинтересован в продолжении рода. За ним приставили следить Антона, который расспрашивал друга о планах на будущее и тайных симпатиях. Джоанну Саша считал шизофреничкой и думал, что она не представляет никакой опасности, а значит, и её дочь тоже. Предполагалось, что Тёма загонит младшего брата в угол, и тот ничего не добьётся, так что Алиса вырастет замкнутой пугливой девочкой без амбиций и стремлений. Но Джоанна заступалась за дочь, как медведица за медвежат, учила её английскому, математике и читала ей вслух конспекты лекций Яна из университета. Девочка росла гением. Стоило Чипировым отвлечься на семью Хассан, как Алиса раскрылась, набралась смелости, и откуда ни возьмись возникло её признание в любви, не ко времени обнаружились тщательно скрываемые ответные чувства Кости, и их свадьба порушила все годами строенные планы Светлой общины. Умнейшая студентка художественной академии, увлекающаяся вдобавок языками, химией и математикой, и целеустремлённый экономист с гуманитарным складом ума образовали сильную пару и теперь грозились представить свету продукт своей любви — Марка Кильмана.

— На Хассан воздействовать сложно, и я уверен, что община скоро оставит их в покое, — пояснял Антон, обращаясь к Алисе с Костей, — но следующим шагом будете вы и ваш сын. Когда родится Марк, секта начнёт охоту и на него. Это уже дело принципа. Нужно уничтожить всех врагов Карденберга и заодно их потомков. Поэтому Ирина Владимировна заснула долгим сном. Не беспокойтесь, это просто сильное долгоиграющее снотворное. К вечеру она придёт в себя. Я должен был подложить тёте Джо банку таблеток, тогда бы вы подумали, что это она исподтишка усыпила сестру, и ваши семьи снова ударятся в войну. Но я не хочу похоронить своих единственных друзей. Снотворное в коробке, я ничего не подкидывал вам в карман. Можете проверить.

Антон мигнул на коробку со снимками. Друзья глянули на торчащую из-под фотографий баночку с препаратом, а Джо Клеменс ринулась в прихожую проверить на всякий случай карманы куртки. Пока Дамир слушал откровения, его глазные яблоки сделались кроваво-красного цвета, а вены на висках взбухли от гнева. По обе стороны от главы семьи стояли два послушных солдата ростом шесть-четыре и шесть-два соответственно, с безжалостными взглядами, дрожащими скулами и с ружьями наготове — Фади и Али. Безмолвная жена немощно опиралась на каминную полку, дочь сидела сложа руки и гипнотизировала паркет. По мере повествования Антон терял силы, его сознание становилось всё менее ясным. То и дело он падал в обмороки, через секунду вставал, цеплялся ногтями за стену и продолжал яростно размахивать руками перед доской, на которой были развешены фотографии друзей. Он вопил, как будто его потрошили и изрезали тридцатью кинжалами. Его огромные зрачки фанатика бешено швыряло из стороны в сторону. Рубцы на груди и запястьях опять кровоточили. Антон заметил капающую кровь, прервал на секунду рассказ короткой фразой: «Он узнал. Он всегда чувствует. У меня мало времени». И снова пустился в повествования и расчертил доску новыми схемами. Кривовер уже еле стоял на ногах, двигал только правой стороной челюсти и моргал только правым глазом. Он провёл последние махинации с маркерной доской — начал перечёркивать проведённые линии между