Золотая чаша - Генри Джеймс

– Что он делал это прежде всего ради меня. Как ты думаешь, – спросила она вдруг, – насколько он отдавал себе отчет в том, что она знает?

– Ах, кто может сказать, что происходит между мужем и женой? Мы можем быть уверены только в одном: он был неизменно великодушен. – И миссис Ассингем улыбнулась, как бы ставя точку. – Несомненно, он знал ровно столько, сколько было лучше для него.

– То есть лучше для нее.

– Ну, хорошо, лучше для нее. Главное, – объявила Фанни, – сколько бы он ни знал, намерения у него были самые прекрасные.

Мегги не сводила с гостьи глаз, а та как будто выжидала следующего ее шага.

– Разве не главное, – во всяком случае, важнее многого другого, – что его намерения наверняка определялись верой в то, что я для нее значу почти так же много, как для него?

Фанни Ассингем ответила, подумав:

– Он знал о вашей давней дружбе, понимал и принимал это. Но он не подозревал ее в каких-либо эгоистических побуждениях.

– Да, – согласилась Мегги, задумавшись еще глубже. – Он считал, что эгоизма в ней почти так же мало, как в нем самом.

– Совершенно верно!

– Очень хорошо, – продолжала Мегги, – раз в нем самом эгоизма не было вовсе, он и от нее ожидал того же. А она, может быть, узнала об этом только потом.

– Потом? – удивилась миссис Ассингем.

– А он заметил, что она знает. – Мегги не позволила сбить себя с мысли. – Что она догадалась, уже после свадьбы, как много от нее требуется – гораздо больше, чем она думала вначале. Может быть, ему в конце концов стало ясно, что надолго ее не хватит.

– Может быть очень много разных вещей, – откликнулась миссис Ассингем, – но в одном я уверена твердо: он никогда не требовал от нее даже четверти того, что готов был ей дать, и она наверняка это понимала.

– Было бы очень интересно узнать, – протянула Мегги, – что на самом деле понимает Шарлотта. Но она ни разу не говорила об этом со мной.

– Со мною тоже, так что мы этого, скорее всего, никогда не узнаем. Будем считать, что это не наше дело. Много есть на свете такого, – сказала миссис Ассингем, – чего мы никогда не узнаем.

– Никогда, – задумчиво отозвалась Мегги.

– Но есть и другие вещи, на самом виду, – продолжала ее приятельница, – и этого для нас должно быть достаточно, какие бы ужасные трудности тебе ни мерещились. Твой отец все это время вел себя просто необыкновенно.

Мегги, казалось, ощупью выискивала дорогу, но на эти слова отозвалась с большой поспешностью:

– Необыкновенно!

– Бесподобно, – сказала миссис Ассингем.

– Бесподобно, – подтвердила княгинюшка.

– Значит, он сам сделает все, что понадобится. За что взялся ради тебя, то он доведет до конца. Он не для того за это брался, чтобы сорваться на полдороге. С его терпением, с его необыкновенной душой, разве он хоть когда-нибудь позволял себе срывы? В жизни еще не случалось, чтобы он провалил какое-нибудь дело, и на этот раз не допустит ничего такого.

– Ах, на этот раз!.. – Мегги снова вспомнила обо всем, и у нее вырвался вопль отчаяния. – Да могу ли я быть уверена, что он хотя бы знает, о чем речь? А можно ли быть уверенной, что он не знает?

– Если не знает, так тем лучше. Оставь его в покое.

– Ты предлагаешь мне махнуть на него рукой?

– Оставь ее в покое, – уточнила миссис Ассингем. – Предоставь ее ему.

Мегги устремила на нее мрачный взгляд.

– В смысле – предоставить его ей? После вот этого?

– После всего. Ведь они теперь все-таки близкие люди.

– Близкие? Откуда мне знать?

Но Фанни не отступалась.

– А вы с мужем – разве нет, вопреки всему?

Глаза Мегги расширились еще больше, если только это было возможно.

– Это еще нужно выяснить!

– Если нет, где же тогда твоя вера?

– В мужа?

Миссис Ассингем замялась лишь на мгновение.

– В отца. По сути, все сводится к этому. Положись на него.

– На то, что он ничего не знает?

И снова Фанни не сдалась.

– На то, что он сможет тебе предложить. Не привередничай, бери, что дают.

– Брать, что дают?.. – растерялась Мегги.

Миссис Ассингем вскинула голову:

– И будь благодарна за это.

Она выдержала паузу, глядя прямо в лицо княгинюшке.

– Понимаешь меня?

– Понимаю, – ответила наконец Мегги.

– Вот то-то и оно!

Но Мегги отвернулась и отошла к окну, словно пряча некое выражение в лице. Так она и стояла, глядя на улицу, а миссис Ассингем тем временем снова принялась разглядывать предмет, стоявший на каминной полке и принесший с собою столько сложностей. Ее изумляла собственная реакция на эту вещь – смесь стойкого восхищения со столь же стойким чувством протеста. Она подошла ближе, заново осмотрела чашу и на сей раз уступила необъяснимому желанию ощутить ее в своих руках. Она сняла чашу с полки, поразившись ее тяжести – ей никогда еще не приходилось держать в руках такой массивный кусок золота. Это ощущение каким-то непонятным образом придало ей смелости, и вскоре Фанни сказала:

– Знаешь, мне все-таки не верится.

Мегги порывисто обернулась:

– Не верится? Поверишь, когда я тебе расскажу!

– Ах, не рассказывай мне ничего! Не желаю слушать! – воскликнула миссис Ассингем.

Она по-прежнему держала чашу в руке, подняв ее повыше, и вдруг заметила, что Мегги смотрит на нее с каким-то особым вниманием. У нее явилась странная мысль, что Мегги видит в ее движении некий умысел; выражение глаз княгинюшки стало еще понятнее после ее предостерегающих слов:

– Она довольно дорогая. Но, как мне объяснили, могла быть еще дороже, если бы не трещина.

– Золото с трещиной?!

– Это не золото. – Мегги странно улыбнулась. – В том-то все и дело.

– Что же это тогда?

– Стекло, и треснутое к тому же, как я сказала. Только сверху позолота.

– Стекло? Такое тяжелое?

– Она хрустальная, – пояснила Мегги, – и, наверное, когда-то была очень ценной. Но что ты с ней хочешь сделать? – спросила княгинюшка.

Она снова отошла от окна, одного из трех окон просторной комнаты, хоть и расположенной в задней половине дома, но с великолепным видом на западную часть небосвода в отблесках вечерней зари. Миссис Ассингем, вооружившись чашей, равно как и новыми сведениями о наличии изъяна, подошла к другому окну, чтобы воспользоваться последними остатками неспешно гаснущего света. Она потерла пальцем занятную вещицу, взвесила ее на руке, поворачивая так и этак, и вдруг заговорила, поддавшись непреодолимому порыву:

– Трещина? Значит, и вся твоя идея ущербна.

Мегги, стоявшая в эту минуту в нескольках шагах от нее, на мгновение замешкалась с ответом.

– Если