Золотая чаша - Генри Джеймс

объяснениями: – Я хочу сказать, что и сейчас не знаю ничего такого, чего не знала бы тогда. Я в полном неведении, – продолжала она барахтаться, увязая все глубже. – То есть тогда была в неведении.

– А разве это на деле не одно и то же, что ты знала тогда и что знаешь теперь? – спросила Мегги.

В словах старшей подруги ей послышались крайне неуместные в настоящую минуту интонации их недавнего соглашения, заключенного в ту пору, когда ничего не требовалось опровергать, поскольку ничего еще не было доказано. Ситуация изменилась, теперь в ней – как бы сказать? – присутствовал элемент определенности, и это, по крайней мере, придавало Мегги силы быть твердой. И голос ее прозвучал достаточно твердо:

– У них все было в самом разгаре, когда мы с Америго поженились. – На этих словах взгляд Мегги снова обратился в сторону компрометирующей чаши. – В разгаре, в самом разгаре! – Но она опять обернулась к своей гостье. – И в самом разгаре всего отец женился на ней.

Гостья достойно встретила удар.

– Уверяю тебя, они вступили в брак с самыми лучшими намерениями!

– Отец – да, безусловно! – при воспоминании об этом на Мегги снова нахлынуло волнение. – Принести такое в нашу жизнь, продолжать это здесь, при нас, день за днем, день за днем, за все, что он!.. С ним, с ним поступить вот так!

Фанни нерешительно подала голос:

– Значит, ты больше всего страдаешь из-за него?

Княгинюшка только глянула на нее и, отвернувшись, быстро прошлась по комнате, отчего вопрос почему-то показался бестактным.

– Я спросила, – продолжала миссис Ассингем, – потому что, мне думается, все это, все, о чем мы сейчас говорим, может быть, для него не существует… можно сделать так, чтобы для него этого как бы и не существовало.

Но Мегги уже стремительно обернулась, словно не слышала ее слов.

– Отец сделал это для меня! Он пошел на это только ради меня!

Миссис Ассингем порывисто вскинула голову, начала говорить, но опять запнулась.

– Да как же!..

Она не закончила, но Мегги через секунду доказала, что понимает ее вполне.

– Ты хочешь сказать, причина действительно в этом – одна из причин?

Однако Фанни, почуяв ее отклик, сказала вначале не то, что собиралась, а нечто совсем другое.

– Он сделал это для тебя – во всяком случае, в значительной степени. И я тоже вмешалась ради тебя, в меру своих скромных возможностей. Ведь кое-что я все-таки могла, – продолжала миссис Ассингем. – По-моему, я понимала твое благо так же, как и он сам. И благо Шарлотты тоже. Я верила в нее.

– И я в нее верила, – сказала Мегги.

Миссис Ассингем подождала еще немного, затем снова принялась за свои объяснения:

– В то время она и сама в себя верила.

– О? – негромко отозвалась Мегги.

Ее восклицание, совершенное в своей простоте, с легким оттенком страстного желания поддаться убеждению, придало Фанни Ассингем новые силы.

– И князь верил. Непритворно верил. Точно так же, как он верил в себя самого.

Целую минуту Мегги не отвечала ни словом.

– Он верил в себя?

– Как и я в него! Потому что я верила в него, Мегги, верила абсолютно. – Фанни этим не ограничилась. – И до сих пор верю. Я хочу сказать, – прибавила она напоследок, – вот верю, и все тут!

Мегги снова смолчала и беспокойно заходила по комнате. Потом остановилась:

– В Шарлотту ты тоже веришь до сих пор?

Миссис Ассингем сочла, что по этому вопросу может позволить себе некоторую уклончивость.

– О Шарлотте мы с тобой поговорим как-нибудь в другой раз. Во всяком случае, оба они в то время были уверены, что опасности нет.

– Тогда почему они скрыли от меня все, что я могла бы узнать?

Приятельница взглянула на нее с кротостью во взоре:

– А я сама почему тебе ничего не рассказала?

– Ах, тебя честь не обязывала!

– Мегги, радость моя! – возопила несчастная. – Ты просто божественна!

– Они притворялись, что любят меня, – настаивала княгинюшка. – Притворялись, что любят его!

– А я разве не притворялась?

– По крайней мере, ты не делала вид, будто я тебе так же дорога, как Америго и Шарлотта. И это вполне естественно, ведь они такие интересные люди, не то что я. Разве ты могла не привязаться к Америго?

Этого миссис Ассингем не вынесла.

– Разве я могла, о, разве я могла! – И с благородной откровенностью Фанни не стала останавливаться на полпути. – Разве я могу! Разве я могу!

Тут уж широко раскрытые глаза Мегги снова остановились на ней.

– Понимаю… Понимаю! Что ж, это прекрасно, что ты способна… И, конечно, – прибавила княгинюшка, – ты хотела помочь Шарлотте.

– Да, – задумчиво согласилась Фанни. – Я хотела помочь Шарлотте. Но, видишь ли, я хотела помочь и тебе тоже. Потому и не стала ворошить прошлое, ведь с тех пор случилось столько всякого, я была убеждена, что старое похоронено и забыто. Я хотела помочь всем, – с пафосом провозгласила она, – и теперь хочу!

После этих слов Мегги снова сорвалась с места, но ее метания вскоре вновь разрешились стремительной репликой:

– Значит, я во многом виновата сама, если все начиналось так замечательно?

Фанни Ассингем попыталась возразить:

– Ты виновата только в том, что была слишком хороша! Ты всего лишь слишком много думала о…

Но княгинюшка уже зацепилась за одно из ее слов.

– Да, я слишком много думала! – На целую минуту она замолчала, погрузившись в созерцание этого своего недостатка. – О нем, моем дорогом, хорошем… О нем!

Ее подруга, увидев в этих словах образ отца Мегги, насторожилась вновь. Вот где может скрываться путь к спасению! Вот он, луч света в непроглядном мраке!

– Он тоже верил – о, как великодушно он верил в Шарлотту!

– Да, и это я заставила его поверить. Я тогда не особенно и хотела, ведь я не имела представления о том, что из этого выйдет. Но я это сделала, я это сделала! – воскликнула княгинюшка.

– Великодушно, и ты тоже – так великодушна! – не сдавалась миссис Ассингем.

Но Мегги смотрела на дело по-другому.

– Главное, что он заставил ее подумать, будто это может быть.

Фанни снова озадачилась:

– Князь заставил ее подумать?..

Мегги удивленно взглянула на нее – она-то говорила о своем отце. Но немедленно восприняла и новую возможность.

– Они оба заставили ее так думать. Если бы не они, она бы не решилась.

– Но намерения у Америго были самые честные, – настаивала миссис Ассингем. – А уж о твоем отце и говорить нечего.

Мегги на мгновение замерла в неподвижности.

– Нечего… Может быть. Кроме того, что он знал, что она знала.