Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Глядя на Теодориха во всем его грозном великолепии, вы можете подумать: а изменилось ли что-нибудь после того, как Западная Римская империя пала в руки пришлых варваров? Во втором десятилетии, спустя сорок лет после смещения Ромула Августа в Западной Европе по-прежнему господствовала Средиземноморская империя. Тот факт, что власть теперь принадлежала совсем другим людям, словно ни на что не повлиял. Но первое впечатление бывает обманчивым. Восстановление Теодорихом Средиземноморской Западной империи оказалось мимолетным. Во второй половине тысячелетия центр имперской силы на западе располагался уже не на Средиземном море, а гораздо дальше на севере.

На первый взгляд может показаться, что франки перехватили бразды правления легко и естественно, в ходе плавно развивающихся событий. Средиземноморская империя готов Теодориха не пережила кризис престолонаследия, разразившийся сразу после его смерти в 526 году. Вопреки желанию короля, его государство вновь было разделено на остготскую и вестготскую части, в которых правили его внуки. Последние надежды на то, что появится единый правитель, который возродит былое величие Западного Рима, угасли за двадцать лет военного противостояния, начавшегося в 536 году, когда Восточная Римская империя под управлением Юстиниана (527–565) уничтожила Остготское королевство, как оно само уничтожило вандалов в начале 530-х годов. Юстиниан пошел на серьезный риск, начав западные кампании, поскольку это решение проистекало из поражения в войне с Персией – императору была отчаянно нужна победа, чтобы укрепить свой пошатнувшийся авторитет. Однако при более пристальном рассмотрении становится ясно, что распад империи Теодориха отражает более фундаментальные процессы перераспределения сил во всей Европе, ставшие результатом двух взаимосвязанных феноменов: развития варварской Европы и падения Римской империи.

К концу IV века, до начала великой эпохи переселения, в Европе, как мы видели, отмечалось резкое неравенство в уровнях развития. К югу от реки Дунай и к западу от Рейна располагались территории империи с самой высокой в Европе плотностью населения, с наиболее развитыми системами обмена, способными обеспечить существование городов и торговлю на малых и больших расстояниях, со сравнительно немногочисленной и богатой землевладельческой элитой и государственными структурами, обладающими реальной властью. Они могли мобилизовать ресурсы провинций империи для обеспечения таких масштабных проектов, как профессиональная армия, крупные строительные программы и правительственная бюрократия. Римская империя граничила на внутренней периферии с полузависимыми королевствами-клиентами, которые получали торговые привилегии и дипломатические субсидии, однако при этом были вынуждены терпеть вмешательство Рима в свою политику и оказывать определенные – чаще всего экономические и военные – услуги империи, чего она периодически требовала.

Эти государства-клиенты были частью обширной имперской системы, однако их отношения с ней не были ровными и гладкими. Они нередко прибегали к силе или к угрозам, чтобы получить максимальную выгоду из тесного соседства с Римом – и минимизировать сопутствующую эксплуатацию. Как мы видели, империя периодически устраивала военные кампании, надеясь достичь прямо противоположного результата. Доходы, скапливавшиеся на периферии благодаря взаимодействию с Римом – торговле, набегам и дипломатии, также сыграли важную роль в политической трансформации региона. Династии, желавшие свободно распоряжаться новыми богатствами, доступными благодаря соседству с империей, должны были обзавестись сильными армиями – и справились с этой задачей благодаря прибыли, которую теперь начали получать. Однако важную роль при этом играло согласие населения с происходящим, ведь чем большую власть обретал тот или иной предводитель, тем более надежную защиту от империи он мог предложить своим сторонникам. Все эти процессы подталкивали политические образования на внутренней периферии империи к созданию еще более крупных и мощных коалиций, и их воздействие ярко проявляется в новых союзах, появившихся близ европейских границ Рима в III столетии.

За пределами внутренней периферии – мы по-прежнему смотрим на происходящее с точки зрения Рима – лежала периферия внешняя. Здесь население по большей части не взаимодействовало с империей напрямую, однако их земли служили источником разнообразного сырья и иных ресурсов, которые поступали в нее через внутреннюю периферию. Следовательно, они получали часть доходов, поступавших в варварскую Европу все пятьсот лет, на протяжении которых существовала ее связь с Римом. Внешнюю периферию также затронули некоторые аспекты трансформации, развернувшейся в ближайшем приграничье, – не в последнюю очередь потому, что отдельные представители ее населения периодически организовывались и перехватывали контроль над богатствами, доступными в землях близ границы. Это началось с мелких набегов еще в I веке н. э., однако проявилось более полно в приходе по-военному организованных групп с внешней периферии на внутреннюю (во время так называемой Маркоманской войны II века) – и в особенности в экспансии готов и других народов с внешней периферии к римской границе в III столетии.

Точную границу между внутренней и внешней перифериями установить невозможно. И на деле они, скорее всего, сливались. Периодическими вторжениями групп с внешних земель в приграничные дело не ограничивалось – римские дипломатические связи также расширялись и выходили за пределы ближней периферии. В IV веке, к примеру, время от времени империя вступала в дипломатические отношения с бургундами в долине Майна, за приграничными землями алеманнов на южной границе вдоль Рейна. Предел внешней периферии, однако, несложно установить. Нет никаких признаков взаимодействия – прямого или косвенного – с римским миром в археологических остатках соответствующего периода далеко к востоку от Вислы или к северу от лесостепной зоны на юге России (см. карту 2). Вплоть до позднеримского периода население большей части этой огромной территории сохраняло простой уклад железного века, возникший здесь задолго до рождения Христа.

Следовательно, в самом широком смысле развитие народов в римский период создало уже четыре крупные зоны в Европе по сравнению с «трехскоростной» Европой начала тысячелетия. Римская/кельтская Европа к западу от Рейна и к югу от Дуная была в целом более развитой, чем германская к западу от Вислы, а та, в свою очередь, опередила народы, населявшие земли на востоке. К IV веку ускоренное развитие, вызванное контактами с Римской империей, разделяет некогда цельную среднюю зону германской Европы на внутреннюю и внешнюю периферии, о которых мы только что говорили[455]. Миграционная активность, ассоциируемая с падением римского запада, не только отражала неравномерное развитие четырех зон Европы, но и до неузнаваемости преобразила их. Глубокая природа этих перемен отчетливо видна, если мы присмотримся к королевству меровингских франков к северу от Альп и Пиренеев и подумаем о том, почему оно стало единственным центром межрегиональной власти на западе после раскола империи Теодориха.