Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Это означает, что долгая процедура трансформации германского общества, рассмотренная нами выше, прямым образом соотносится с миграционными процессами IV–V веков. Если бы гунны пришли сюда в I веке, а не в IV и надавили на тогдашние германские племена, жившие близ границ империи, итог мог бы быть совершенно иным. Из-за сравнительно небольших политических единиц, существовавших в германском мире I века н. э., слишком многие из них оказались бы вовлечены в сложный процесс политического объединения, чтобы крупный союз действительно мог сложиться. Племена V века, в конечном счете образовавшие варварские королевства, состояли максимум из пяти-шести, а порой двух-трех миграционных единиц. Именно из-за того, что вступившие в союз племена были более многочисленны, чем в I веке, у войска в 20 тысяч воинов появились реальные шансы уцелеть в конфликте с Римским государством. Для того чтобы такой союз образовался в I столетии, пришлось бы объединить не меньше дюжины малых и соперничающих друг с другом групп, и сопутствующие политические проблемы были бы весьма значительными.

Несмотря на это, процессы политического объединения, происходившие среди иммигрантов в конце IV и V веке, протекали непросто. Каждое из сверхплемен, образовавших позже свое королевство, состояло из четырех-пяти единиц, и у каждой группы в его составе были свои предводители. Это означало, что у новых союзов было как минимум четыре-пять потенциальных лидеров и нужно было каким-то образом устранить всех, кроме одного. Угроза со стороны Рима сыграла важную роль в общей готовности создать новые коалиции, и некоторые из потенциальных предводителей, похоже, были готовы добровольно отказаться от своих прав. Из остготов Гезимунд (или Генземунд), сын великого Гунимунда, вошел в историю как независимый готский предводитель, решивший поддержать династию Амалов, из которой происходил Теодорих, а не пытаться добиться власти самому. Однако прочие кандидаты были не столь сговорчивы, и с ними пришлось бороться. Другие представители династии Гунимунда яростно отстаивали собственные права, к тому же Амалам пришлось отклонить притязания другого готского короля, Винитария, прежде чем племя вошло на территорию Восточной Римской империи в 472–473 годах, а затем и соперничавших с ними потомков Триария, возглавлявших фракийских готов. Объединение франков Хлодвигом также предполагало устранение по меньшей мере семи королей. В прочих политических образованиях невозможно столь же тщательно изучить борьбу за власть, однако она, несомненно, имела место[452].

И борьба за власть в новых разросшихся племенах сама по себе стала влиять на принципы их развития, поскольку зависела от ресурсов, доступных на римской почве. Тот факт, что варварские политические объединения за пределами Римской империи были менее многочисленными, является не случайностью, а закономерностью, отражая реальные возможности и ресурсы королей, необходимые для того, чтобы обеспечить себе преданность сторонников; и даже это богатство нередко поступало из римских источников. Но еще большие блага, доступные в империи, взятые открыто или тайно, меняли параметры политических возможностей для варваров, давая их предводителям шанс контролировать куда большие группы сторонников. И даже единственное кажущееся исключение из этого правила таковым не является. На неримской территории Европы в позднеантичном периоде появилась одна межрегиональная держава – империя Аттилы V века. Но даже она не могла обеспечивать себя на ресурсах неримской экономики. Напротив, она зависела от постоянного притока римского богатства в форме награбленных трофеев и выплат дани и распалась, едва этот источник дохода был перекрыт. Уровни экономического развития народов за пределами империи были не способны поддерживать мощные политические структуры, необходимые для того, чтобы создать на римской почве государство – преемник Рима[453].

Существующее неравенство в развитии, таким образом, определило два основных направления миграции – на запад и юг, и варвары устремились туда, побуждаемые расцветом и упадком империи гуннов и крахом Римской империи, а также саму природу миграционных единиц. И все это, разумеется, укладывается в рамки современных исследований случаев миграции. Как мы видели, основные миграционные модели тесно связаны с моделями разных уровней развития. В случае с переселением «народов» в конце IV века и в V столетии миграционные процессы не только отражали существующее неравенство развития в разных регионах Европы, но и стали причиной их серьезной перестройки. Это верно как для разных групп мигрантов, ставших в дальнейшем племенами, образовавшими новые государства, так и в целом для этой части света.

Приблизительно в 510 году Теодорих Амал, остготский король Италии, писал императору Византии Анастасию: «Вы [Анастасий] – прекраснейшее украшение всех государств; вы – благотворная защита всего мира, к которой по праву обращаются все другие правители с благоговением: прежде всего мы [Теодорих], которые с Божьей помощью научились в вашей Республике искусству справедливого управления римлянами. Наша королевская власть – подражание вашей и создана по вашему образцу – образцу единственной империи».

На первый взгляд здесь потоки лести, но это не так. В 507–508 годах флот Анастасия регулярно наведывался к восточному побережью Италии, и император также поддерживал нападения франков на одного из основных союзников Теодориха – короля вестготов Алариха II. И на этом фоне становится ясно, что самая важная часть письма – следующие несколько его строк: «И в той мере, в какой мы следуем вам, мы превосходим другие народы… Мы полагаем, что вы не потерпите того, чтобы несогласия сохранялись между двумя Республиками, которые некогда были едины под властью прежних властителей и которые должны быть связаны не одним лишь чувством любви, но активно содействовать друг другу всеми своими силами. Пусть всегда в Римском государстве будет единая воля и единая цель».

Из первоначальной лести Теодориха вытекает грамотно сформулированный аргумент, который в этом контексте фактически представляет собой дипломатическое требование. Его можно перефразировать следующим образом: «Восточная империя – образец совершенной, божественной нравственности, и я полностью разделяю ее устремления; следовательно, я – единственный легитимный римский правитель в Риме, и мое королевство – как и ваше – стоит выше прочих государств-преемников. Вам следует заключить союз со мной, а не с франками». И его претензии были услышаны. Он преодолел кризис 507–508 годов, существенно упрочив свое положение. Франки разбили королевство вестготов в битве при Вуйе в 507 году, однако морские рейды Восточной Римской империи не помешали Теодориху отщипывать куски территорий там и тут. В 511 году он стал правителем Вестготского и Остготского королевств, объединив под своей властью Италию, Испанию и Южную Галлию. Он также правил частью Балкан, некогда принадлежавших римлянам, имел немалое влияние на королевства вандалов и бургундов и управлял союзом, протянувшимся до самой Тюрингии в Западной Германии. В расцвет своей власти он обрел господство на западном побережье Средиземного моря и управлял доброй третью (а то и половиной) старой Западной империи. Его стиль правления – как можно предположить по его письмам – также был римским. Он строил дворцы в римском стиле, проводил в них римские церемонии, следил за объектами общественной инфраструктуры и даже спонсировал обучение латинскому языку и литературе. И эти сигналы понять было несложно. Один из римских подданных Теодориха славил его как «августа», наделив самым высоким титулом из всех существующих[454].