Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза - Элисон Уэйр

континентальной империи. Там им предстояло встретиться с эрцгерцогом Филиппом. Генрих по-прежнему опасался появления какого-нибудь нового самозванца, поэтому они уехали без шума и фанфар, сообщив о готовящейся поездке всего за два дня до ее начала. Младших детей они оставили во дворце епископа Или в Хатфилде, в Хартфордшире, подальше от охваченной эпидемией столицы.

Елизавета никогда раньше не пересекала море, и плавание из Дувра привело ее в восторг. Ла-Манш был спокоен, и они высадились на берег с наступлением ночи. На следующий день с большой свитой поехали верхом в расположенную за стенами Кале церковь. Кэтрин Гордон возглавляла группу из пятидесяти прекрасно одетых дам королевы. Там они встретились с Филиппом. Елизавета поняла, почему ему дали прозвище Красивый, хотя при этом он производил впечатление человека распутного. Ей хотелось поговорить с ним, так как он был женат на старшей сестре инфанты Хуане и она рассчитывала побольше узнать от него о Каталине.

Возможность для беседы представилась, только когда они оказались лицом к лицу на банкете, который последовал за пиром, устроенным в украшенной гобеленами церкви. Держа в руках серебряную чашу с клубникой, вишней и сливками, Елизавета улыбнулась своему гостю и поздравила его с недавним рождением сына Карла.

– Благодарю вас, ваше величество, – ответил Филипп. – Жаль, что я не смог привезти на встречу с вами эрцгерцогиню. Она слегка нездорова после родов.

– Понимаю. Я сама родила шестерых детей.

– Ваше величество можно поздравить.

Филипп был любезен, но бесстрастен, и Елизавета не прониклась симпатией к нему.

– Мы с нетерпением ждем приезда инфанты в Англию, – продолжила она. – Ее брак с нашим сыном создаст прочную связь между нашими семьями.

– Именно.

– Скажите, вы знакомы с Каталиной?

– Нет, но моя супруга отзывается о ней с большой любовью. Судя по всему, она хорошо образованна, умна и мила.

Каталина ему неинтересна, это Елизавета поняла. Какой смысл выуживать из него информацию, тем более что заиграли музыканты и вот-вот должны были начаться танцы. Елизавета поставила чашу и спустилась с помоста на пол об руку с Генрихом.

В течение следующих нескольких дней в честь Филиппа устраивали живые картины, пиры и турниры, много говорили о политике, Елизавета по настоянию Генриха принимала участие в этих беседах.

– Мы здесь для того, чтобы обсудить брак Марии, – сказал он, когда они сели за стол, установленный в одном из трансептов церкви.

Елизавета смутилась, но быстро пришла в себя.

– Ей всего четыре года, – весело проговорила она.

– Я это знаю, – ответил Генрих, – но мы с Филиппом хотим скрепить нашу дружбу браком между нею и эрцгерцогом Карлом. Это прекрасная партия для нее, миледи, так как Карл – наследник земель Габсбургов, а также Испании.

– Мы понимаем, что брак не состоится еще несколько лет, – вступил в разговор Филипп, – и мне пока не хотелось бы лишать ваше величество общества принцессы. Я буду вполне доволен, если Мария останется на вашем попечении, так как знаю, что нигде она не получит лучшего образования, чем то, которое может дать ей ее мать.

Елизавета попыталась изобразить, что рада и ценит его отношение:

– Благодарю вас. Это действительно превосходный брак для Марии.

В душе у нее царило смятение. Она думала о своей красивой рыжеволосой дочери, такой резвой, грациозной и подающей большие надежды. Как она расстанется с нею?

В Кале они провели сорок дней, в основном за развлечениями. К концу этого срока чума начала отступать, и Генрих посчитал безопасным возвращение в Англию. Сойдя с корабля в Дувре, король с королевой отправились в Гринвич, где их встречали у гейтхауса леди Маргарет и Сесилия, обе одетые в черное и с мрачными лицами.

– О нет, – произнес Генрих, увидев их. – Кто-то умер.

Елизавета в ужасе чуть не выпрыгнула из своих носилок. Только не дети, прошу тебя, Господи!

Сесилия разрыдалась и воскликнула:

– Бедный Эдмунд умер! Меньше часа назад из Хатфилда прискакал гонец. О, мне так жаль!

Елизавета остолбенела, лицо Генриха исказила гримаса горя. Их младший сын, совсем еще малыш, ушел от них навсегда. Она не могла в это поверить и прошептала:

– Ему было всего пятнадцать месяцев.

– Почему? – хрипло спросил Генрих. – Как он умер?

– От летней лихорадки, – сказала леди Маргарет, прижимая короля к груди. – Не печальтесь слишком сильно, сын мой. Эдмунд теперь с Господом, и мы должны радоваться за него.

Вокруг них столпилась вся свита. Елизавета подняла голову и сказала:

– Пойдемте в дом. – Ей не терпелось укрыться в своих покоях.

Генрих взял ее за руку и отвел туда, оба они онемели от шока. В спальне Елизавета легла на кровать, и Генрих держал ее руку, пока она изливала в слезах свое горе.

Облаченные в темно-синие траурные одежды, Елизавета и Генрих, собравшись с силами, присутствовали на торжественных похоронах. Стоя на ступенях Вестминстер-Холла, они ждали прибытия траурного кортежа, после того как он прошел по улицам Лондона. Елизавета увидела приближающиеся факелы и собралась с духом: сейчас появится гроб ее сына. Увидев вырезанную из дерева фигуру будто живого Эдмунда, лежавшую поверх крошечного гроба, накрытого белым дамастом и перевязанного крест-накрест красным бархатом, Елизавета пошатнулась. Трудно было поверить, что внутри лежит тело ее нежного мальчика, похищенное смертью, и она больше никогда его не обнимет.

Опираясь на руку Генриха, Елизавета пошла за покрытыми черной тканью погребальными носилками, которые несли в Вестминстерское аббатство; позади двигалась процессия из пэров Англии, одетых в черные накидки с капюшонами. Все склонили голову, когда над гробом началась панихида, после которой Генрих и Елизавета оставили лордов на ночное бдение; сами они будут молиться о душе сына отдельно, в церкви Святого Стефана. На следующий день Эдмунда похоронили в часовне Исповедника, рядом с сестрой, которую он не знал, и Елизавета столкнулась с необходимостью возвратиться к существованию в мире, который внезапно опустел.

Вскоре после этого, чтобы как-то ободрить супругу, Генрих вызвал ко двору Артура. Принц вырос, но Елизавета с тревогой отметила, что он еще больше исхудал, а терять вес ему было просто непозволительно.

– Весной я плохо себя чувствовал, – поделился с матерью Артур, когда они прогуливались по окружавшей сад галерее. – Я покрывался испариной и кашлял, но доктор Линакр сказал, что это лихорадка. Вы не должны беспокоиться, матушка.

– Но теперь вам лучше? – в тревоге спросила Елизавета.

– Да, – ответил принц.

Это не убедило ни ее, ни присоединившегося к ним Генриха.

– Вы раскраснелись, сын мой, – сказал он и пощупал лоб Артура; мальчик не успел отстраниться. – Вы горите.

– Это ничего, – сказал принц. – Доктор Линакр говорит, что беспокоиться не