Ведьма - Финбар Хокинс

Начало светать, когда я остановилась.

Все тело ныло. Я так и не поспала.

Тропа была отвесная, с большими камнями, которые скатывались вниз. Я вспомнила, как они отскакивали от моих ног в темноте. Я стояла на уклоне, а надо мной раскинул свои огромные зеленые руки вяз.

Парочка толстых голубок чистила перья и взмахивала крыльями на ветвях.

«Ты заблудилась, Ивлин? Да? Да?»

Я посмотрела на лес внизу.

– Я не знаю.

Взмах. Взмах.

«Тебе помочь? Помочь? Помочь?»

Я села и открыла сумку, которую вручила мне Грей. Сестры-голубки заворковали уже ближе:

«Что у тебя там? Угощение?»

Яблоки и орехи, немного сушеного мяса, хлеб, бутыль воды. Но мне не хотелось есть. Из головы не выходило, как Дилл звала мать. Я отщипнула хлеба, вспоминая бледное лицо сестры. Я так жестоко обошлась с ней прошлым вечером, и это чувство… словно я была не в своем теле. Но все ради ее блага. Должно быть ради ее блага.

Я бросила кусочки еды птицам-попрошайкам, и они слетели ко мне.

«Спасибо, о, спасибо, добрая сестра».

Они жадно склевали еду, воркуя, а потом взмыли в воздух и полетели через каменистую тропу к лесу.

«За нами! За нами! Мы знаем! Знаем!»

Я попыталась встать, но воля покинула мое тело. Я потянулась за бутылью и нащупала что-то твердое и гладкое.

Гадальный камень матери.

Я достала его и стала поворачивать на ладони. Черный, как безлунная ночь. На поверхности крохотные искорки света. И еще риска, будто от вдавленного ногтя. Я потерла камень, размышляя о словах тети Грей.

Ты правильно сделала, что забрала его, Ивлин.

Я выхватила его у Дилл. Но она так им размахивала. Поранила эту старуху.

Искорки света мерцали. Как звезды. Что-то она кричала, что-то…

Мама говорила, что он должен быть только отдан или найден, его нельзя забирать!

Кругом лежали камни. Но ни один не был так красив, как тот, что у меня в руке.

Гладкий, он перекатывался на моей ладони. У Талли пошла кровь, там, где Дилл ее задела. Глупая, ревнивая кроха.

Он пробудился, почувствовав вкус крови.

Я смотрела на черные звезды, мерцающие в моей руке.

Магия крови.

Я не владела магией. Это Дилл ею владеет. И мать. Владела.

Лицо Дилл. Рыдающее.

Камень уже у меня, малютка Дилл.

Мой голос, словно не принадлежавший мне, насмехался над ней.

Но мать была мертва и не могла меня остановить.

Она просто ребенок. Малютка Дилл. Не нужно было дразнить ее.

И я плавала в этих звездах. Я ничего не могла с собой поделать. Мать была мертва.

Мои веки отяжелели. Я так устала, так устала, так…

Ты закричала. Я пыталась вырваться.

Боль в боках держала меня крепко. Я слышала, как люди движутся, переговариваются.

– Это та, о ком ты говорила, старуха?

– Это она, сэр. Ведьма, принявшая обличье ребенка.

Я чуяла запах их лошадей, рывших землю копытами.

Чувствовала жар от костра, тени пламени.

– Завяжите ей рот, пока она не прокляла наши души!

– Нет, оставьте меня в покое! Оставьте меня!

– Угомонись, демон!

Ты кричала, пока светловолосый парень не заткнул тебе рот. Толстяк связал тебя. Тощий перекинул тебя через круп своей лошади, а высокий наблюдал за происходящим.

– Заклятий немало она наложила, как и было велено… – прокаркала старуха. – Против вашего короля, который прячет слабых и поверженных…

– Никто не узнает об этом. Мы закончили, женщина.

Я трепыхалась так сильно, скулила так громко.

– Тише, милая… – Молодая девушка, ее локоны касаются моего лица.

– Да-да, – проскрипела старуха. – Или я укушу тебя за хвост.

Ее беззубая улыбка. Ее нож у моей щеки.

– Смотри! – рассмеялась девушка. – Посмотри на Джона Барроу, этого медведя. Как он пьян!

Грузный человек ногами забрасывал костер землей, рассыпая искры в ночи. Его голова была медвежьей. Маска, которая ревела и пила.

Ты смотрела на меня, связанная, немая.

Лошади вскинулись на дыбы. Ты лягалась и брыкалась.

Нет. Пожалуйста.

Рука сомкнулась на моей шее, подняла меня высоко.

– А, она нужна тебе?

Да. Да, очень.

– Тогда лети!

И подкинула меня в воздух.

Не плачь, я лечу. Как птицы, которых мы любили гонять.

Я полетела в пламя и жар и свет.

Я выла, ибо тебя не было рядом.

Оставшись совсем одна, я горела за тебя.

– Нет!

Я вскочила, готовясь сражаться с пламенем. Нога подвернулась, и я упала, напоровшись на острый камень.

Дыхание перехватило. Колено пронзила боль. Не было никакого огня. Никаких мужчин, никакой старухи. Просто дурацкий сон. Такой странный сон. Я вспомнила, что до того, как уснуть, смотрела на камень матери…

Он по-прежнему лежал у меня в руке. Я вытерла пыль с его черной поверхности, чтобы искорки засияли. Мать, бывало, перекатывала его в ладонях, когда гадала, занимаясь целительством.

Позади послышалось негромкое лошадиное ржание.

Я быстро встала, и, когда зашевелилась, пряча камень в сумку, боль разлилась выше по ноге.

По скалистой тропе спускался всадник.

– Доброго дня!

Мужчина. И коль он окликнул меня так приветливо, то, разумеется, не хотел причинить мне вреда в это страшное время, когда любой мог убить случайного встречного за короля или страну. Вот поэтому я не доверяла ни одному мужчине, как бы там он меня ни приветствовал.