Потерянные в прямом эфире - Алиса Евстигнеева

Зажала рот рукой, испуганная своей же дерзостью и… глупостью. Как там было? Безумие и отвага? Так вот, это про меня.

— Убью, — неожиданно резюмировал Ключевский и бросился в мою сторону.

С рефлексами у меня всё было хорошо, и в последний момент я успела увернуться, спасаясь от кровавой расправы. Помогло. Правда, ненадолго. Уже через какие-то секунды он нагнал меня, перехватив поперёк живота. Орать я не стала, лишь попыталась вырваться из его стальных объятий, поддаваясь правилам игры. Ну не дурак ли? Мне даже интересно стало, что будет дальше. Пусть говорит что угодно, но я не верила, что мне грозила реальная физическая опасность.

А потом он замер. Настолько резко, что я по инерции просто повисла на его руках, плотно прижатая спиной к мужскому торсу. Игорь стоял не шевелясь, глубоко и часто дыша в область моей шеи. Причину я поняла не сразу, растерявшись от такой разительной перемены. Но стоило мне пошевелиться, устав от неудобной позы, как всё стало предельно ясно.

— Ты серьёзно?! — обалдела я, озадаченная своим открытием.

Ключевский нервно кашлянул.

— Оно само… как-то.

— Само?! — возмутилась искренне. — Тебе сколько лет, чтобы оно «само»?! — я уже поймала своего любимого конька, поэтому продолжила паясничать и, шлёпнув его по рукам, с напускной обидой заявила: — Хам!

А он возьми и засмейся, по-прежнему не размыкая рук.

— Не поверишь, с универа не был в столь глупых ситуациях.

— То есть это всё-таки возрастное? Когда случившаяся эрекция каждый раз как праздник воспринимается?

Да, я нарывалась. Но, блин, между прочим, я была смущена не меньше! Не каждый день чей-то член упирается в мой зад.

Игорь наконец-то выпустил меня из своей хватки, видимо, уж больно мешала ему ржать.

— Вот лучше бы ничего не говорила, — заявил Ключевский, придя в себя, пока я краем глаза косилась на ширинку его брюк в попытке оценить силу своего очарования. Но увы, своими комментариями я умела испортить (считайте, что уронить) настроение любому. — Ты, когда молчишь, лучшее впечатление производишь, честное слово.

И я тоже не выдержала — засмеялась.

Через час, устранив все последствия случившегося бесчинства, мы вышли на улицу. Вечернее небо, окрашенное всполохами красного и розового, намекало, что пора бы расходиться по домам.

— Я отвезу, — поставил перед фактом.

— Не нужно… — завела свою привычную шарманку, но меня и не думали слушать.

— Ну уж нет. Я слишком люблю этот город, чтобы оставлять его наедине с тобой. Кто знает, какую катастрофу ты решишь в нём устроить?

Комментировать сей наглый поклёп я никак не стала, лишь выразительно закатила глаза.

Дороги оказались относительно свободными, поэтому путь до моей общаги занял не так уж много времени. Тот факт, что Игорь запомнил, где я живу, неожиданно польстил.

— Извини, — попросил он уже на университетской парковке. — Я не должен был орать на тебя и… переходить на личности.

Насторожилась, будто ожидая от него подвоха, но Большой Босс лишь улыбнулся, неожиданно тепло и приветливо, с ямочками на щеках, заставив неведомую струну внутри меня дрогнуть.

Чтобы скрыть своё смущение, я отвела взгляд и негромко признала:

— Я тоже… была не права.

Он хмыкнул, наверное, поняв всё верно.

— Тогда мир?

Протянутая ладонью вверх рука порядком меня удивила.

— То есть я могу и дальше проходить у вас практику?

— А что, кто-то собирался тебя выгонять?

— Ну-у-у… просто… Забыли, в общем, — тряхнула я головой. — У меня одно условие.

Его брови комично поползли вверх.

— У меня сейчас такое ощущение, что это я на тебя работаю.

Улыбнулась.

— Да нет, всё просто на самом деле. Ты ни при каких условиях не вмешиваешься в ход…. моей практики.

_

* Бианки В. В. Как муравьишка домой спешил: «У муравьев ведь строго: только солнышко на закат, — все домой бегут. Сядет солнце, — муравьи все ходы и выходы закроют — и спать. А кто опоздал, тот хоть на улице ночуй».

Собственная машина вдруг показалась ловушкой, в которую я загнала себя сама. Арсений сидел на пассажирском сиденье и флегматично смотрел в окно, и только безостановочно дёргающаяся нога выдавала степень его волнения. Меня тоже трясло, просто я умела не показывать этого внешне — опытная же. Прошли те времена, когда я могла позволить себе психи вроде запульнуть в кого-нибудь кружкой с кофе.

За время нашего завтрака на дорогах образовались утренние заторы, поэтому двигались мы не так резво, как хотелось. Не то чтобы я куда-то спешила, мне даже спать против обыкновения не хотелось, просто с каждой минутой, проведённой наедине с парнем в неожиданно тесном салоне автомобиля, ощущение затягивающейся на моей шее петли усиливалось.  После очередного приступа удушья открыла окно, но, получив порыв колючего ветра в лицо и непонимающий взгляд со стороны попутчика, тут же закрыла обратно.

Арсений отнёсся к поставленному мной условию на удивление сдержанно, не выказав никаких эмоций, лишь пожал плечами и с напускным безразличием сообщил:

— Как хочешь, главное, помоги до… папиного приезда.

Я бы на его месте так не смогла. Непременно бы закатила пару истерик с криками «Не надо мне ничего!». Но это я — со своей извечной склонностью к экспрессии и любовью к театральщине, от которой не смогла окончательно избавиться даже с возрастом.

И сейчас, пока мы ехали вдвоём в сторону моего дома, я отчаянно силилась понять, а правильно ли поступаю. С одной стороны, ответ был на поверхности — не бросать же четырнадцатилетнего парня одного. Наверное, я всё же должна ему, хоть и не один год училась думать обратное. Когда вернётся Игорь — неясно, поэтому… кто, если не я. С другой стороны, не давал покоя вопрос: есть ли у меня хоть какое-то право возвращаться в его жизнь? Ведь однажды я уже приняла решение уйти.

— Поднимешься? — нарушила тишину, въезжая на территорию жилого комплекса, где располагалась моя квартира.

— Нет, — не поднимая глаз, пробормотал Арсений.

Понимающе кивнула головой. При любом варианте его ответа было бы одинаково неловко. Мы вообще никак не могли успокоиться рядом друг с другом. Он злился и нервничал, хоть и изображал при этом полное безразличие, будто бы всем своим видом говоря: «Если бы не обстоятельства, ты бы меня не увидела». Я это понимала и принимала, но разве от этого могло стать легче? Собственные переживания анализу поддавались плохо. Несмотря на то, что я прекрасно осознавала мотивы своих прошлых поступков, смотреть в глаза парню без острого чувства стыда у меня никак не выходило.