Чистовик - Лин Петрова

Мы молчали. Не просто же так она с таким трудом встала с постели. Да и сил разговаривать у меня не было, мне бы сейчас на пару часиков уснуть. Что — то ослабла я совсем. Может, заболела?

— Нин, разве не понимаешь ты..?

Я удивленно посмотрела на неё. Об чём это она? Пожала плечами.

Та вздохнула, помедлила, прежде чем сказать следующее:

— Думаю, женщина есть у Вани в городе. Да и бабы шушукаться начали. Знаешь ведь, на пустом месте говорить не будут. Тама наших, деревенских полно, видно, видели чего.

Сначала хотела возразить. Чего болтают? Им лишь бы языками молоть! Бесстыжие!

А потом словно молнией ударило в грудь. А ведь и вправду… я не хотела признавать это, ведь видела, что изменился он. И запах, его запах изменился. Неродным стал..

Значит…

Я застыла, заледенела внутри.

— Нин, ты чего, Нин? — до меня, сквозь туман в голове, доносился голос свекрови.

— Ничего. Я спать — только и смогла произнести. Схватилась за стол, чтобы не упасть, встала.

Мне бы только до кровати дойти, лишь бы не свалиться.

Я провалилась в тревожный сон. Просыпаться не хотелось, ведь наяву снова будет больно, там будет предательство.

Чувствовала прикосновение холода ко лбу, как поили водой, чувствовала, и снова проваливалась то ли в сон, то ли в беспамятство.

Но приходить в себя пришлось. Хозяйство заброшено, свекровь без моей помощи не управится, Андрюшка бесхозный бегает. Помирать нам теперь, что — ли?!

Очнувшись, почувствовала странное чувство. Вроде голод, ведь желудок сжался внутри. Сын поставил передо мной тарелку супа.

— Кто готовил?

— Я. Мам, может, в больницу поедем?

Я посмотрела на него. А ведь страшно ему за меня, вон глаза какие стали, как у побитой собаки.

— Поеду. По хозяйству управлюсь, и поеду.

Я скребла, мыла, снова скребла.

Но мысли некуда было девать. И обиду некуда было девать.

Столько лет бок о бок, столько невзгод вынесли вместе. Детей растили, на ноги поставили. Ведь много лет. А теперь просто вырезать эти годы и выбросить? Ради чего? Ради кого?

Теперь я стала ненужной, нежеланной. Да, я изменилась, теперь я не молодая девушка с тонкой талией. Но ведь мы менялись вместе за эти годы. А теперь выкинул из своей жизни как ненужную вещь. Заменил другой, новой. Предатель!!

Брошенная, ненужная — билось у меня в голове.

Появилось ощущение, что вышла в чистое поле, и в какую сторону идти не знаю. И опереться в этом поле не на что, случись чего.

Приближались выходные. Я собрала в старый чемодан остатки его вещей. Поставила их возле порога.

И с замиранием сердца ждала. И наконец, день настал. Завидев, что он идет, села за стол, положив руки на него, и сжала пальцы от волнения. Он вошел на порог и остановился, увидев чемодан. Смотрел на него молча, потом просто взял его, развернулся и ушёл.

Едва хлопнула входная дверь, внутри меня всё оборвалось. А ведь я надеялась, что всё неправда. Хоть и проклинала его, но оставляла для себя надежду, такую маленькую. Иногда в темноте мечталось, чтобы увидел чемодан, наругался на меня с матерью, доказывая свою правоту. Чтобы стукнул кулаком по столу, даже обозвал меня дурою, что поверила. А потом обнимет, да прижмет к себе. Чтобы снова чувствовать его запах, чтобы всё осталось как прежде.

Да только хлопнувшая дверь за его спиной, разбила эту надежду.

— Нин, — голос свекрови привел меня в чувство.

Я присела к ней на кровать. Она молчала, ведь уже всё поняла.

— Пусть катится.

И глядя в её влажные от слез глаза, поняла, что ей тоже внутри больно. Я лишь провела по её руке, встала и вышла. Какие уж тут слова нужны? Разве словами тут опишешь?

Едва наступил понедельник, я поехала в районный центр в больницу. Что — то я совсем ослабела, только и делаю, что сплю. Верно нервное это?

И снова замерла, услышав:

— Вы беременны.

Не может быть! Ведь я ненужная, ведь я брошенка. Разве от предателей рожают? Дети ведь от любви рождаются. Любви… я горько усмехнулась.

— Что делать будете? Срок еще позволяет убрать.

Я вскинула взгляд на врача, ухватившись за её слова. Да, да, это то что сейчас нужно. Убрать из своего тела даже каплю его, избавиться от его семени. Пусть его новая ему детей рожает.

Я кивнула.

— Убираем.

— Угу. Вот направление. Только должны знать, что это делается без уколов. Придётся потерпеть.

Я кивнула. Это ничего, я потерплю, и не такое терпела. Бабы вон сколько избавляются, и ничего. Все стерпели. Разве я не потерплю немного?

Я направлением я вышла из кабинета. Найдя нужный кабинет, села возле двери, заняв очередь. Надо же, и здесь очередь. И сидят вон спокойно, будто не в первый раз.

Когда пришла моя очередь, я вошла. Докторша едва взглянув на меня, лишь скомандовала:

— Раздевайся! Ложись!

Я прошла за ширму и остановилась. От увиденного меня начало трясти. Там, в посудине лежали окровавленные куски. Это….

— Чего застыла? Ты не одна, шевелись, давай.

Я же замерла, так и не сумев отвести взгляда от того, чего женщины избавлялись. Раздался тихий стон. Я посмотрела в сторону. Там на кушетке, скрючившись от боли, лежала девушка, до крови прикусив губу. Она обхватила живот двумя руками, словно убаюкивала боль.

Убаюкивала… Только вот убаюкивать теперь нечего.

Я отступила на шаг назад. Не боль меня страшила, а то, что будет лежать в той миске после меня.

Сглотнув горечи, подступившей к горлу, снова отступила назад.

Докторша вошла, натягивая перчатки.

— Ну?

Я лишь быстро покачала головой и быстро направилась к двери. А выйдя в коридор, не сдержалась и побежала прочь из этого страшного места.

Вышла из автобуса раньше, чем доехали до нужной мне остановки. Решила идти через поля, чтобы немного прийти в себя.

Напряжение начало потихоньку отпускать, едва оказалась одна среди природы. Из — за своей злости, обиды, не слышала ни сердца, ни разума. Разве дитё виновато? Не лежать же из — за моей обиды в той миске!

И тут меня осенило! Мамоньки мои. А ведь это я Светку сохранила. Вот почему понять не могла, откудова она взялася. А оно вон чего!

И так спокойно стало, едва припомнила её красивое лицо, обрамленное короткими светлыми волосами.

— Сберегла — выдохнула я.

— Всех сберегла, и эту сберегла.

Внезапно начался ливень. Летний, крупный, сильный. А я не спешила бежать.