Непристойные предложения - Уильям Тенн

– Потом, когда упали бы бомбы, мне… мне было бы негде спрятаться. Я бы сгорел, как спичечная головка. И… и от меня осталось бы только черное пятно на земле, в форме моей тени. А… а…

– А радиоактивная пыль, – подсказал катехизис его отец.

– Эллиот… – всхлипнула за спиной Планкетта Энн. – Я не…

– Пожалуйста, Энн! А радиоактивная пыль, сынок?

– А если бы это была ра-ди-о-ак-тив-ная пыль вместо атомных бомб, моя кожа слезла бы с тела, а легкие сгорели бы внутри… Пожалуйста, папа, я больше не буду!

– А твои глаза? Что бы случилось с твоими глазами?

Пухлый коричневый кулачок потер один глаз.

– А мои глаза выпали бы, и мои зубы тоже, и я испытывал бы такую жуткую, жуткую боль…

– Снаружи и внутри. Вот что произошло бы, если бы ты не успел в подвал после сигнала тревоги, если бы остался снаружи. По истечении трех минут мы дернем за рычаги, и, вне зависимости от того, кто снаружи – вне зависимости, – все четыре двери закроются, и подвал будет законсервирован. Ты это понимаешь, Сол?

Двое детей Докинзов слушали с белыми лицами и пересохшими губами. Родители привезли их из города и попросили Эллиота Планкетта по старой дружбе защитить детей как своих собственных. Что ж, они получили эту защиту. Иного способа не существовало.

– Да, папа, я понимаю. Я больше никогда так не сделаю. Никогда.

– Очень на это надеюсь. А теперь иди в амбар, Сол. Давай.

Планкетт снял тяжелый кожаный ремень.

– Эллиот! Ты не думаешь, что он и так понял ужасную истину? Порка не поможет ему понять лучше.

Планкетт помедлил за спиной рыдающего мальчика, который плелся к амбару.

– Порка не поможет понять лучше, но преподаст ему иной урок. Все семеро из нас будут в этом подвале через три минуты после тревоги, даже если я сотру этот ремень до самой пряжки!

Позже он протопал на кухню в своих тяжелых фермерских ботинках, остановился и вздохнул.

Энн кормила Дину. Не отрывая глаз от младенца, спросила:

– Он останется без ужина, Эллиот?

– Без ужина. – Планкетт снова вздохнул. – Нелегкая это работа.

– Особенно для тебя. Мало кто становится фермером в тридцать пять. Мало кто тратит все до последнего пенни на подземную крепость и электростанцию, просто на всякий случай. Но ты прав.

– Хотел бы я, – беспокойно сказал он, – придумать способ загнать в подвал телку Нэнси. И если цена на яйца продержится еще месяц, я смогу построить туннель к генератору. А еще колодец. Только один колодец, даже закрытый…

– А когда мы приехали сюда семь лет назад… – Она наконец поднялась и нежно скользнула губами по его толстой синей рубашке. – У нас был только клочок земли. Теперь у нас три курятника, тысяча бройлеров и я не знаю сколько несушек и производителей.

Она умолкла – его тело напряглось, и он стиснул ее плечи.

– Энн, Энн! Если ты мыслишь таким образом, то и действовать будешь так же! Как я могу ожидать, что дети… Энн, у нас есть… все, что у нас есть, – это пятикомнатный бетонный подвал, где мы может изолировать себя за несколько секунд, закрытый колодец к глубокому подземному источнику, ветряной генератор для электричества и встроенный нефтяной генератор для экстренных ситуаций. У нас есть продовольствие, счетчики Гейгера, чтобы детектировать радиацию, и освинцованные костюмы, чтобы перемещаться – впоследствии. Я много раз говорил тебе, что эти вещи – наша спасательная шлюпка, а ферма – всего лишь терпящий крушение корабль.

– Конечно, дорогой.

Планкетт скрипнул зубами и беспомощно приоткрыл рот. Его жена вновь принялась кормить младенца.

– Ты совершенно прав. Глотай, Дина. Тот последний бюллетень из Клуба выживших кого угодно заставит задуматься.

Он процитировал октябрьский выпуск «Выжившего», и Энн узнала цитату. И что с того? По крайней мере, они делали что-то – искали укромные углы и лихорадочно сооружали убежища, использовали воображение, чтобы продержаться самим и помочь продержаться своим семьям в военные годы Атомного века.

Знакомая зеленая обложка отпечатанного на мимеографе журнала бросалась в глаза на кухонном столе. Планкетт пролистал его, нашел зачитанную статью на пятой странице и покачал головой.

– Только представь! – громко сказал он. – Несчастные глупцы вновь согласились с правительством насчет коэффициента безопасности. Шесть минут! Как они могли… как организация вроде Клуба выживших могла сделать это своим официальным мнением! Один только ступор, ступор…

– Просто нелепо, – пробормотала Энн, выскребая дно миски.

– Ладно, у нас есть автоматические детекторы. Но людям все равно приходится полагаться на индикаторы, иначе мы бы ныряли под землю при каждом метеоритном дожде.

Он расхаживал вдоль огромного стола, ритмично стуча кулаком одной руки по ладони другой.

– Поначалу они будут сомневаться. Кто захочет рисковать своим званием, подавая общенациональный сигнал, чтобы все укрылись под землей, чтобы наши собственные боеголовки ожили? В конце концов они убедятся – и на мгновение впадут в ступор. Тем временем ракеты будут лететь к земле – с какой скоростью, мы не знаем. Люди выйдут из ступора и начнут метаться, врезаясь друг в друга. Потом нажмут кнопку, потом наши радио передадут общенациональный сигнал.

Планкетт обернулся к жене, раскинув дрожащие руки.

– А потом, Энн, мы впадем в ступор, услышав его. И наконец кинемся к подвалу. Кто знает, кто осмелится предположить, насколько все это уменьшит коэффициент безопасности? Нет, если они заявляют, что коэффициент безопасности равен шести минутам, значит, мы должны отвести половину на систему оповещения. Нам останется три минуты.

– Еще ложечку, – сказала Энн Дине. – Еще одну. Вот молодец!

Джозефина Докинз и Херби чистили кормовую тележку в сарае у ближайшего угла курятника.

– Все готово, пап! – мальчик ухмыльнулся отцу. – И яйца собраны. Когда мистер Уитинг их заберет?

– В девять. Вы закончили кормить кур в последнем курятнике?

– Я же сказал, что все готово, – ответил Херби с подростковой нетерпеливостью. – Если я что-то говорю, значит, так оно и есть.

– Хорошо. Вам, ребята, лучше взяться за книги. Эй, прекратите! Образование будет иметь важнейшее значение. Впоследствии. Никогда не знаешь, что пригодится. И, быть может, учить вас будем только я и ваша мать.

– Ну надо же! – Херби кивнул Джозефине. – Подумать только.

Она одернула джемпер, туго обтянувший недавно набухшие груди, и провела рукой по заплетенным в косу светлым волосам.

– А как насчет моих отца и матери, мистер Планкетт? Разве они не… не…

– Не! – Херби испустил громкий деревенский смешок, который практиковал в последнее время. – Им крышка. Они не прорвутся. Они ведь живут в городе, верно? От них останется только…