Непристойные предложения - Уильям Тенн

Затем он скрылся в спальне, чтобы прочитать рассказ. Несколько минут спустя вышел, морщась, и позвонил Сэму Мервину, своему помощнику.

– Хочу, чтобы ты на это взглянул, – сказал он.

Я сразу почувствовал себя лучше. Я знал Сэма Мервина с тех самых пор, как он был редактором «Триллинг уандер сториз» (Thrilling Wonder Stories); я чрезвычайно уважал его литературные суждения (он купил многие работы Рэя Брэдбери, вопреки протестам издателя), и ему всегда нравилось то, что я пишу. Но Сэм прочел «Арендаторов» и пожал плечами.

– Что это должно было быть? – спросил он. – Что-то забавное? Что-то странное? Что?

– Я чувствую то же самое, – согласился Хорас. – Что именно ты пытался сделать?

– О, – сказал я, забирая рассказ и направляясь к двери. – Ничего особенного. Во многих зданиях нет тринадцатого этажа. Мне всегда было любопытно, что там находится.

– Я не вижу в этом смысла, – услышал я слова Хораса, закрывая дверь, и Сэм пробормотал свое согласие.

Я отправил рассказ Энтони Бучеру из «Мэгезин оф фэнтези энд сайнс фикшн» (Magazine of Fantasy & Science Fiction), который до нынешнего момента не купил у меня ни одной работы. В ответ я получил чек с премиальной ставкой и длинное письмо, восхвалявшее рассказ. Заканчивалось оно так: «Но не принимай “Маалокс”. Используй простой бикарбонат натрия».

Я позвонил ему и поблагодарил. Затем рассказал о реакции Хораса и Сэма Мервина.

– Некоторые люди не различают цветов, – сказал Энтони. – А некоторые – оттенков звука. Тебе это известно. Точно так же некоторые напрочь лишены чувства тринадцатого этажа. Остается их только пожалеть.

Написано в 1953 году, опубликовано в 1954-м

В тот день Планкетт услышал, как жена с опаской зовет младшего сына.

Он хлопнул дверью курятника, позабыв про нервных кур. Судя по всему, она прикрывала рот руками, чтобы ее услышал только мальчик.

– Сол! Эй, Сол! Вернись, вернись немедленно! Ты хочешь, чтобы отец застал тебя на дороге? Сол!

Последний крик был выше и громче, словно она отчаялась привлечь внимание мальчика тайком от мужа.

Бедная Энн!

Осторожно, но стремительно Планкетт пробрался сквозь всполошенных, сердитых кур к боковой двери. Вышел к брудеру и побежал неловкой, тяжеловесной трусцой.

Он слышал, как другие дети с шумом покидают курятник. Хорошо! Они отвечают перед Энн и мной, сказал себе Планкетт. Пусть снова смотрят и учатся.

– Сол! – несчастно вскрикнула жена. – Сол, отец идет!

Энн появилась из парадной двери и остановилась.

– Эллиот! – крикнула она ему вслед, когда он перепрыгнул крышку сливного колодца. – Пожалуйста, я плохо себя чувствую.

Само собой, трудная беременность, шестой месяц. Но это не имело никакого отношения к Солу. Сол знал, что к чему.

У последней замерзшей борозды Планкетт позволил себе наполнить легкие воздухом. Много лет назад, когда «Тигры» фон Рундштеда ревели в Арденнах, он бы мог вырыть окоп после такой пробежки. Теперь же он запыхался. Подумать только, преодолел расстояние от дальнего конца среднего курятника до дальнего конца огорода – всего четыре акра, – и запыхался. А ведь у него была такая практика.

Он видел, как мальчишка лениво поднимает палку, чтобы бросить собаке. Сол был в дальней канаве, далеко за белой линией, которую его отец нарисовал поперек дороги.

– Эллиот, – снова позвала жена. – Ему всего шесть лет. Он…

Планкетт раздвинул челюсти и выдохнул.

– Сол! Сол Планкетт! – взревел он. – Беги!

Он знал, что его услышали. Планкетт нажал кнопку на секундомере и вскинул правую руку, работая кулаком.

Мальчик услышал крик. Обернулся и при виде движения, означавшего, что секундомер запущен, выронил палку. Но на мгновение застыл от страха.

Восемь секунд. Планкетт чуть приоткрыл веки. Сол побежал, но медленно, и Расти, весело прыгавший у него между ногами, сбивал мальчика с шага.

Энн с трудом пересекла огород и встала рядом с Планкеттом, попеременно глядя через его выпяченный локоть на секундомер и неуверенно улыбаясь мужу. Ей не следовало выходить на улицу в тонком домашнем платье в ноябре. Но Энн это тоже пойдет на пользу. Планкетт не отрывал глаз от равнодушной секундной стрелки.

Одна минута сорок секунд.

Он слышал приближающийся радостный собачий лай, но не стук кроссовок по шоссе. Две минуты. Мальчик не справится.

Знакомые горькие мысли одолевали Планкетта. Отец, замеряющий скорость своего шестилетнего сына лучшим секундомером, который он мог себе позволить. Значит, вот он, научный способ воспитания детей в самую просвещенную эру Земли. Да, этот способ был научным… в соответствии с последними открытиями…

Две с половиной минуты. Лай Расти звучал совсем близко. Планкетт слышал отчаянное тук-тук-тук мальчишеских ног. Может, и справится. Ах, если бы!

– Поторопись, Сол, – выдохнула его мать. – У тебя получится.

Подняв глаза, Планкетт увидел, как сын в потемневших от пота джинсах проносится мимо.

– Почему он не дышит так, как я его учил? – пробормотал Планкетт. – Он быстро выдохнется.

На полпути к дому Сол споткнулся о борозду. Растянулся, и Энн ахнула.

– Это не считается, Эллиот. Он споткнулся.

– Разумеется, он споткнулся. Он должен исходить из того, что споткнется.

– Вставай, Соли! – крикнул Херби, старший брат Сола, из гаража, где он укрылся вместе с Джозефиной Докинз. Между ними стояло ведро с яйцами. – Вставай и беги! К углу! Ты справишься!

Мальчик поднялся и снова кинулся бежать. Планкетт слышал его всхлипывания. Сол добрался до ступеней в погреб и буквально нырнул вниз.

Планкетт остановил таймер, и секундная стрелка замерла. Три минуты тринадцать секунд.

Он показал таймер жене.

– Тринадцать секунд, Энн.

Ее лицо сморщилось.

Планкетт зашагал к дому. Сол вылез обратно на ступени, прерывистое дыхание клокотало в его груди. Он не отрывал глаз от отца.

– Подойди сюда, Сол. Давай же. Взгляни на таймер. Что ты видишь.

Мальчик впился взглядом в таймер. Его губы задрожали, слезы испуга потекли по грязному лицу.

– Больше… больше трех м-минут, папа?

– Больше трех минут, Сол. Итак, Сол – не плачь, сынок, это не поможет, – Сол, что бы произошло, когда ты добрался бы до ступеней?

– Большие двери были бы заперты, – произнес мальчик тихим голосом, отчаянно пытаясь сдержать рыдания.

– Большие двери были бы заперты. Ты бы остался снаружи. А потом – что бы случилось с тобой дальше? Перестань плакать. Отвечай!