От глупости и смерти - Харлан Эллисон

в благодарность за верную службу на «пенсионный» участок к Колесу Фортуны у входа, перестал механически выкрикивать: «Еще один выигрыш на Колесе Фортуны!» и посмотрел на Костнера. Минуту спустя он снова вернулся к Колесу, перед которым не было ни одного игрока, и объявил еще один несуществующий выигрыш.

Издалека до Костнера донесся звук гонга. Наверняка это значило, что он выиграл две тысячи долларов. Но это же невозможно! Он еще раз посмотрел на картинки. Если бы он выиграл, там было бы написано «джекпот». Но никакого «джекпота» там не было; вместо этого на него смотрели три голубых глаза.

Голубые глаза?

Где-то в глубине его подсознания что-то щелкнуло, и Костнера словно ударил электрический разряд в миллиард вольт. Волосы у него встали дыбом, из кончиков пальцев потекла кровь, глаза вытекли, каждая клеточка начала излучать радиацию. Где-то там – не здесь – он с кем-то слился в единое целое.

Голубые глаза?

Неожиданно все звуки стихли: звон гонга, стук фишек, бормотание игроков, выкрики крупье – все исчезло, и Костнер погрузился в тишину, слившись с кем-то по ту сторону через эти голубые глаза. Секунда – и это чувство испарилось: он снова был один, как будто чья-то гигантская рука выпустила его, едва не раздавив. Обессиленный, он пошатнулся и едва не упал.

– Ты в порядке, парень? – чья-то рука ухватила Костнера за локоть, поддерживая его. Гонг все еще звенел; Костнер никак не мог отдышаться после своего странного «путешествия». Наконец, его взгляд сфокусировался, и он увидел, что перед ним стоит коренастый распорядитель казино, который дежурил, когда он играл в блэкджек.

– Да, всё нормально. Просто голова закружилась.

– Похоже, ты сорвал большой куш, дружище, – распорядитель широко улыбнулся, но это была натянутая, безрадостная улыбка – сплошное напряжение мышц и условный рефлекс.

– Да… здорово… – Костнер попытался улыбнуться в ответ, но его все еще трясло от завладевшего его сознанием электричества.

– Разреши, я посмотрю, – сказал распорядитель, обходя Костнера и глядя в стекло автомата. – Да, три значка джекпота, всё верно. Ты выиграл.

Тут до Костнера дошло. Две тысячи долларов! Он посмотрел на автомат и увидел…

Три значка «ДЖЕКПОТ». Никаких голубых глаз – просто слова, означавшие деньги. Костнер лихорадочно огляделся по сторонам: с ума он, что ли, сошел? Откуда-то за пределами казино до него донесся звонкий серебристый смешок. Он выгреб из поддона двадцать серебряных долларов. Распорядитель опустил монету, сбросил джекпот и проводил Костнера к кассе, разговаривая тихо и чрезвычайно вежливо. У кассы он кивнул усталому человеку, проверявшему кредитоспособность игроков по крутящейся картотеке.

– Барни, у нас джекпот на долларовом автомате «Вождь», номер 5–0–0–1–5. – Распорядитель снова улыбнулся Костнеру. Тот попробовал улыбнуться в ответ, но без особого успеха. Его точно оглушили.

Кассир справился с книгой выплат, чтобы уточнить сумму, и наклонился к Костнеру.

– Чек или наличные, сэр?

Костнер снова оживился.

– А примут его у меня, чек ваш? – Все трое засмеялись. – Ладно, пусть будет чек.

Кассир аккуратно выбил на специальном автомате сумму: две тысячи долларов.

– А двадцать серебряных долларов – это вам подарок от казино, – сказал он, протягивая чек Костнеру.

Костнер взял чек и уставился на него. Он все еще не мог поверить своей удаче. Две штуки – его путь снова вымощен желтым кирпичом. Когда они шли через казино обратно, распорядитель любезно осведомился:

– Что собираетесь делать с деньгами?

Костнер задумался. У него не было каких-то определенных планов. Внезапно его осенило.

– Хочу еще раз сыграть на том автомате.

Распорядитель – прирожденный подхалим – расплылся в улыбке. Он знал: парень потратит двадцать серебряных долларов на «Вождя», а потом перейдет к играм посерьезнее: блэкджеку, рулетке, баккара… через пару часов казино вернет себе эти две тысячи, как всегда.

Распорядитель проводил Костнера к автомату и похлопал его по плечу.

– Удачи, приятель.

Как только он отвернулся, Костнер опустил в автомат доллар и потянул рычаг. Распорядитель успел отойти всего на несколько шагов, когда услышал невероятное: щелчки остановившихся барабанов, звон серебряных долларов, высыпавшихся в поддон, и оглушительный звук чертова гонга.

Она знала, что этот чертов сын Нунсио – грязный извращенец, ходячая похабщина с навозной кучей вместо мозгов. Чудовище в нейлоновых трусах. Мэгги в разные игры приходилось играть, но от того, что хотел с ней сделать этот сицилийский де Сад, ее прямо замутило. Она чуть в обморок не упала, когда он ей это предложил, а ее сердце – которое специалист из Беверли Хиллс советовал поберечь – заколотилось как бешеное.

– Свинья! – закричала Мэгги. – Грязная мерзкая свинья! – Она вскочила и начала торопливо одеваться. Не став возиться с бюстгальтером, она натянула мальчишеский свитер прямо на голую плоскую грудь, все еще красную после обильных ласк и покусываний Нунсио.

Он сел в постели – жалкий человечек с поседевшими висками, лысиной на макушке и влажными глазами. Вылитый поросенок – Мэгги не промахнулось, назвав его свиньей – и совершенно беспомощный перед ней. Он был влюблен в нее – в эту проститутку, в шлюшку, которую содержал. Свинья Нунсио впервые полюбил и ничего не мог с собой поделать. В Детройте он подобную цыпочку отходил бы так, что мало не показалось. Но Мэгги вила из него веревки. Он попросил ее сделать это потому, что совершенно потерял голову, а она пришла в бешенство. Не настолько уж это было дико.

– Мэгги, милая, дай я тебе растолкую…

– Ты грязная свинья, Нунсио! Дай мне денег. Я пойду в казино, а ты запомни: чтоб до вечера я твое свиное рыло не видела!

Мэгги пошарила у него по карманам и в кошельке и выгребла все наличные – восемьсот шестнадцать долларов, а Нунсио лишь беспомощно глядел на нее. Она как будто пришла из другого мира, о котором он знал только, что это «высший класс», и потому могла делать с ним все, что угодно.

Мэгги… причуда генетики, голубоглазый манекен, красотка Мэгги Денежные Глаза, наполовину чероки и наполовину много чего еще. Жизнь многому ее научила, и она хорошо усвоила эти уроки, став образцовой «классной телкой».

– До самого вечера, ты понял? – она пристально смотрела на него, пока он не кивнул, после чего, кипя от гнева, отправилась в казино – играть, волноваться и думать исключительно о себе.

Мужчины провожали Мэгги взглядами. В ее походке был вызов, она шла, как оруженосец с флагом в руках, как породистая сучка на выставке. Настоящая голубая кровь, чего только не добьешься притворством, если очень захотеть.

Азартные игры Мэгги совершенно не интересовали. Ей просто хотелось прочувствовать неистовство своих отношений со свиноподобным сицилийцем, выплеснуть потребность в островке стабильности на краю оползня, ощутить бессмысленность пребывания в Лас-Вегасе, когда можно было бы уже давно вернуться в