Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она опять много и долго пила, чтобы заполнить желудок, потом сорвала несколько стебельков мяты – пожевать по дороге к Городу На Горе. Она двинулась в путь обычным своим быстрым и легким шагом, нет, поступь ее была еще легче и быстрее, чем всегда, потому что ее подгонял голод, страх тоже подгонял ее, и она не могла позволить себе остановиться и подумать об этом, потому что если бы остановилась, то и голод, и страх стали бы непереносимыми. Пока она шла, думать было не нужно, и сумрачный лес вдоль дороги проплывал мимо, как вода в ручье; так легко и быстро шла она, что никто не успел бы услышать ее шагов, никто не заметил бы ее, никто не преградил бы ей путь, раскинув широко белые морщинистые руки…
В окнах таверны горели свечи, словно там ее ждали. На улице не было ни души. Должно быть, уже поздно – время ужина или даже позже. При мысли об ужине: о супе, хлебе, рагу, каше, о любой еде – она почувствовала головокружение, и когда Софир растворил перед ней дверь таверны, и там было тепло и светло, и пахло едой, и звучал его густой бас, Айрин едва удержалась на ногах.
– Ох, Софир, – сказала она, – ужасно хочется есть!
На звук ее голоса пришла Пализо, которая, хоть и не была особенно щедра на ласки, поцеловала Айрин и на минутку прижала к себе.
– Мы тревожились за тебя, – сказал Софир. Он увел ее в комнату и усадил у огня.
Действительно, было уже очень поздно: привычная компания разошлась по домам, огонь в камине почти догорел. Софир и Пализо сновали вокруг, готовя ей воду для умывания, еду, и говорили не умолкая.
– А знаешь, он пришел! – сказала Пализо.
– Кто? – спросила Айрин.
Два таких знакомых, таких дорогих лица повернулись к ней, освещенные теплым светом камина; Пализо с улыбкой глянула на Софира, предоставляя ему право говорить за них обоих.
– Он! – сказал Софир. – Он сейчас здесь. Теперь дела пойдут лучше!
Сказал с таким теплом, с такой радостью и уверенностью в том, что Айрин тоже этому рада, что она не посмела ответить.
– Ну вот, все горячее, – сказала Пализо, ставя перед Айрин полную тарелку, при виде которой все остальное перестало волновать девушку.
Окруженная запахами еды, покоем, теплом камина, друзьями, она поела; потом Софир приготовил ее комнату, ту самую, что окнами смотрела на темный, обрывистый, поросший лесом восточный отрог горы.
Утром Софира дома не оказалось, а Пализо хлопотала по хозяйству, поэтому завтракала Айрин в одиночестве. Еды на завтрак было маловато: немного снятого молока, горшочек сыра и хлебец, такой жесткий и маленький, что не шел ни в какое сравнение с румяными чудесами прежней Софировой выпечки, и она с трудом решилась отрезать кусочек. Совершенно ясно: больше пшеницу столичные купцы сюда не возят.
Сначала, проснувшись, она подумала, что когда Софир и Пализо вчера говорили «он» и «он пришел», то имели в виду Короля. Поразмыслив получше, она решила, что имелся в виду не сам Король, а его посланец, который прибыл, чтобы открыть дороги, и обладал на это соответствующими полномочиями. Окончательно стряхнув с себя сон, она поняла, что ничего подобного они в виду не имели.
– Пойдешь сегодня наверх, в дом Хозяина, – сказала ей Пализо, проходя через кухню с целой охапкой белья, только что снятого с веревок. – Я немного простирнула твое красное платье – уж больно оно мнется, пока в сундуке лежит. А чулки чистые у тебя есть? Посмотри-ка, нравятся?
– Он, наверно, там? – спросила Айрин.
Поскольку этот «он» не жил в таверне, его, должно быть, пригласили – как никогда не приглашали ее – пожить в доме Хозяина. Почему-то даже такая ерунда причиняла сильную боль, и она постаралась скрыть ее и настолько была поглощена этим, что не сразу расслышала ответ Пализо:
– Он? О нет, он в замке. Но Хозяин уже давно просил передать тебе, чтобы ты сразу же приходила к нему, как только снова у нас появишься.
Последние слова пролились ей на душу бальзамом. Раз так, «он» мог оставаться в замке сколько угодно.
– Очень красивые! – сказала Айрин, любуясь полосатыми чулочками, которые Пализо выложила поверх остальной одежды. – Только что связала?
– Да так, распустила четыре пары старых и выбрала нитки что получше, – лукаво ответила Пализо, чувствуя себя мастерицей на все руки. – Надень их сегодня, леваджа. Это тебе.
В новых ярких чулках и красном платье Айрин вышла на улицу и в сумеречном свете начала подниматься по неровным крутым ступеням к дому Хозяина. Гуси в загоне у южной стены, огромные, белые, будто светящиеся в неясном свете, вытягивали длинные шеи и шипели; один вдруг захлопал крыльями. Айрин всегда немного побаивалась гусей. Она постучалась в красивую наборную дверь, и Фимол, спокойная, невозмутимая как всегда, впустила ее и провела через зал, где с портретов мрачно глядели печальная старуха и однорукий старец, к двери кабинета Хозяина.
– Ирена пришла, – почтительно сказала Фимол своим ясным голосом.
Он повернулся от конторки, с нескрываемой радостью протянув ей навстречу руки:
– Ирена, Иренаджа! Здравствуй! Мы по тебе соскучились!
Это я по тебе соскучилась, хотелось ей сказать. Но язык вечно отказывался повиноваться ей в присутствии Хозяина. Даже язык повиновался только ему.
– Входи и садись, – сказал он. Улыбка делала его лицо совсем молодым. Голос был добрый. – Расскажи, как ты сюда добралась? Трудно было? – Его темные глаза теперь смотрели прямо на нее. – Я все боялся, что ты не сможешь прийти, – проговорил он тихо и торопливо, глядя куда-то в сторону.
– Путь был закрыт… до прошлой ночи. Я хотела прийти… я пыталась!..
Он кивнул, глядя на нее мрачно и одновременно нежно.
Она пыталась подобрать нужные слова:
– Я ничего не заметила, когда путь открылся… все было по-прежнему. Но я слышала… какой-то шум… может, мне и показалось. Я точно ничего