Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин

– Я… – Он заморгал. В горле у него снова что-то булькнуло. – Я бежал… убегал… от… не знаю. Понимаете, я все время какой-то пришибленный, потому что не занимаюсь тем, чем хочу.

– А чем вы хотите заниматься?

– Ничем. Особенным. – У него получились две совершенно отдельные фразы. – Просто я хотел пойти на курсы, да все не выходит.

– Какие курсы?

– Библиотечные. Но это вовсе не важно.

– Нет, если всю жизнь об этом мечтаешь, то, конечно, важно. А кем вы работаете?

– Кассиром в бакалейном отделе.

– А-а-а.

– Платят хорошо. Вообще-то, работа неплохая… А как вы попали сюда в первый раз?

– Убежала. Тоже.

Но тут слова застряли у нее в горле. Она не могла рассказывать обо всем этом – об изнасилованной Дорис, о кошмаре, который творился дома, обо всем, что случилось так давно, – говорить об этом сейчас не имело ни малейшего смысла. Она сбежала от этого. Она пришла сюда. Здесь ничего этого не существует. Здесь мир, тишина, ничто не меняется, остается таким же. Здесь никогда не нужно было задавать вопросов – ты просто возвращалась домой. Ему этого не понять, он здесь чужой. Она не могла рассказать ему, что приходит сюда потому, что здесь ее любовь, ее хозяин. Никто об этом никогда не узнает, никто не сможет понять того, что является средоточием и тайной всей ее жизни, того, о чем она молчит. Несмотря на его возраст, положение, непохожесть на нее и даже его жестокость, несмотря на то, что их разделяло, разносило в разные стороны, все-таки рождалось нечто вроде желания, не внушавшего страха, вспыхивала порой искра безответной любви, не требующей расплаты, не вызывающей боли. А единственная цена этому – ее молчание.

Она молчала.

Юноша, почти заслонив своей массивной фигурой оконный проем, стоял, отвернувшись от нее, глядя вдаль.

– Мне бы так хотелось остаться, – почти прошептал он.

Потом решительно отвернулся от окна и пошел прощаться с хозяевами. Она задержалась для того только, чтобы перевести его обещание непременно вернуться Лорду Горну, который принял это без единого вопроса. Потом Айрин сразу же ушла из замка. Бредя по дорожке парка к железным воротам, она думала о пути назад, который вскоре ей предстоял. Смотрела на темные отроги гор, далекие серые скалы. Гора над ней хранила тяжелое молчание, словно придавила все звуки свинцовой крышкой, даже те, что всегда здесь присутствовали. Айрин вздрогнула и обхватила себя руками, словно в ознобе, потом двинулась дальше. Зачем вообще возвращаться? Он должен идти назад, но ей-то какое до этого дело. Зачем ей проделывать весь этот длинный путь через темные леса, переступать порог, почему не остаться здесь, в волшебной стране?

Она и раньше, бывало, так уговаривала себя, уютно лежа в своей просторной тихой комнате в таверне. Почему бы просто не остаться здесь навсегда, никогда не возвращаться назад… Но ей так и не удавалось придумать, что делать здесь, если остаться, как приспособиться к жизни города, который в ней абсолютно не нуждается. Она пришла сюда в поисках помощи и одновременно желая помочь, научилась у местных женщин прясть и чесать шерсть, ходила с ребятишками на Долгий Луг, спускалась с торговцами в город Трех Источников, веселила людей своими ошибками в языке, а потом снова уходила. Это был не ее дом; она всегда называла это своим домом, но никакого дома у нее вообще не было. Она жила в таверне и нигде – ни здесь, ни где-либо еще – не обретала родного крова.

Айрин, обхватив себя руками, оцепенело стояла у железных ворот замка.

– Ирена.

Она обернулась и увидела его. Он улыбался ей.

– Пойдем ко мне.

Она молча пошла за ним.

В зале с двумя каминами она остановилась, он тоже остановился и повернулся к ней лицом.

– Позволь мне пойти на север – ради тебя, – сказала она. – Позволь мне пойти в Столицу. Лорд Горн меня не пошлет. Он пошлет того мужчину. Позволь мне пойти ради тебя.

Говоря это, она представляла долгий путь через сумеречные долины, поблескивающие крыши башен, ворота, прекрасные серые улицы, ведущие вверх, ко дворцу… Она видела себя гонцом, спешащим по этим улицам. Она еще не верила в такую возможность, но уже представляла это себе.

– Вместе со мной, – сказал Хозяин. – Ты пойдешь вместе со мной.

Она уставилась на него, совершенно растерявшись от неожиданности.

– Тот человек сегодня уходит. Завтра утром встретимся у двора Гайяра.

– Ты можешь… мы можем пойти вдвоем?

Он коротко кивнул. Его лицо было мрачным, печальным, а у нее внутри неудержимо пела радость: «О мой хозяин, любовь моя, вместе!» Но вслух она не произнесла ни слова – как и всегда, молчала об этом.

Сарк сделал несколько шагов.

– Лордом буду я, – сказал он как-то очень тихо, легко и сухо. – Не он и не тот, а я.

Потом обернулся и со странной улыбкой посмотрел на Айрин.

– А ты не боишься? – как всегда, чуть насмешливо спросил он.

Она только головой помотала.

Рано утром, позавтракав, она вышла из таверны; там, где Южная дорога сливалась с городской улицей, повернула налево, мимо лавки плотника Венно и дома старой Гебы. Она шла очень быстро, грубые прочные башмаки отбрасывали юбку при ходьбе так, что из-под нее сверкали полосатые чулки. Пальцы судорожно стиснуты в кулаки, губы сжаты. Немощеная улица привела ее к заброшенному двору каменотеса. Там, устроившись между стволом кедра и блоками грубо обтесанного камня, она стала ждать – вначале беспокойно расхаживая, потом погрузившись в пассивное оцепенение настолько, что, когда увидела, что он наконец идет, не только не испытала облегчения, но даже и как-то не очень осознала, что уже пора. Чувства ее существовали как бы отдельно от ума и тела. Она смотрела, как он идет – гибкий, худощавый, темноволосый человек со смуглым красивым лицом, – и ей казалось, что она никогда раньше его не видела и совсем не знает. Он двигался торопливо, несколько напряженно и даже не остановился, подойдя ко двору каменотеса. Он и на нее-то не посмотрел. Только и сказал:

– Пошли.

Она догнала его уже на дороге. Он выглядел как обычно, только надел шерстяное пальто и на ремне болтался в ножнах какой-то нож или кинжал вроде тех, что были у торговцев, которые отправлялись вниз, в долину. Но все же что-то в нем переменилось: он был тот же, но она его не узнавала.

Дорога чуть повернула. Теперь город и далекий порог