Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин

– Надо идти на юг, – сказал Саня. Он сидел напротив меня, волосы сосульками свисали на лицо, путаясь с тенями. Казалось, что они шевелятся. – Мы не выдержим тут всю зиму.

– На юге урса, – сказал Вадим.

– Зима, – возразил Саня, – зимой они тут не остаются постоянно… Олег убил шестерых, а они даже не чухнулись. Ушли, конечно.

– Куда ушли, конкретно? – уточнил я, не поднимая глаз. Мне хотелось есть, но это чувство было далеким и даже уже привычным.

– На юг, – повторил Саня.

– Зимой мы не перейдем Пиренеи.

Саня промолчал, плотнее закутавшись в одеяло, наброшенное на плечи. Он и сам это знал.

– Мы переживем эту зиму, – упрямо, почти заклинающе сказал я. – Верьте мне. Переживем.

Танюшка обняла меня, прижалась. Я закутал ее и себя плащом, прикрыл глаза. Тепло костра гладило лицо, и я подумал, что это немного похоже на солнце. Только вот обмороженная часть лица начала болеть, и я, с досадой открыв глаза, отстранился.

Было совсем тихо, даже Олег перестал затачивать шпагу. Танюшка спала у меня на плече, съежившись под плащом. Вильма глядела в огонь расширенными, остановившимися глазами.

Снег продолжал валить. Мне в голову полезли слова Сережки Лукьянко о ядерной зиме. Сейчас бы раздеться, сейчас бы вымыться, сейчас бы на солнышке полежать… А тут даже в туалет сходить проблема, подумал я тоскливо. Снять штаны – уже подвиг…

В щели навеса я увидел, что возле деревьев сидят волки. Не знаю, те или не те, которые не тронули меня в лесу. Они сидели на хвостах и смотрели сюда.

– Ждут, – хмыкнула Вильма. – Как думаешь, князь, дождутся?

– А что, страшно? – усмехнулся я.

– Да нет… Какая разница…

– Думаю, не дождутся. – Я потихоньку перевалил Танюшку на лапник, плотнее укрыл плащом – она не проснулась, только поворочалась и что-то буркнула. – Топлива-то хватит?

– Хватит, – успокаивающе ответила Вильма, подбрасывая в костер пару полешек. – Ложись спать.

– Неохота, – признался я. – Посижу еще…

Вильма с Серым сегодня были часовыми. Сережка Лукьянко, кстати, как раз вошел в проем навеса снаружи – весь в снегу – и сел у огня, ожесточенно сдирая с рук меховые рукавицы. Откинул капюшон.

– Небось сами не рады, что с нами связались? – поинтересовался я.

– Кто скажет, где лучше, где хуже? – философски высказался Сергей, протягивая руки к огню. – Мы по крайней мере еще живы, князь.

– «Князь», – хмыкнул я, вороша палкой угли с краю костра. Угли стреляли синеватыми язычками пламени, а потом на конце палки расцвел алый огонь. – «Жили двенадцать разбойников, жил Кудеяр-атаман…» Читал?

– «Кому на Руси жить хорошо», – кивнул Сергей. – Следствие по этому вопросу еще будет проведено.

– Юморист. – Я бросил палку в огонь. – Лен, ты спишь?

– Тебе какая нужна? – буркнула Власенкова. Она тоже еще не спала.

– Ты, – определил я.

Ленка вяло погрозила:

– Я Олегу скажу, что ко мне пристают.

– Какому Олегу? – со смехом поинтересовался Сергей.

– С едой что? – вполголоса спросил я.

– П…ц, – также вполголоса ответила она. – По мелочи дня на два осталось, только чтоб с ног не попадать… – Она вздохнула: – Ну до чего же тут охота мерзкая!.. Знаешь что, Олег? – она снова вздохнула. – Пора на кору переходить.

– Дожили, – обреченно сказал я. – Ну, переходить так переходить… Кажется, сосновую заболонь можно варить и есть… только воду сливать раза три… – Я вдруг засмеялся, и Ленка через секунду тоже захихикала.

– Ты чего? – сквозь смех спросила она.

– А что еще остается? – Я продолжал улыбаться. – Серый прав: мы по крайней мере еще живы!

* * *

Просыпаться по утрам всегда было трудно – я имею в виду, зимой, этой зимой. Был серый рассвет – по крайней мере так казалось, что рассвет, снег продолжал валить, почти ничего не было видно. На спальнике местами тоже лежал снег. Костер горел хотя и широким, но каким-то бледным, умирающим пламенем. Возле огня грелись несколько человек. Ленка Власенкова что-то готовила… а меня вдруг охватило чувство острой жалости ко всем своим. То ли сейчас, в утреннем неверном свете, мне так казалось, то ли на самом деле так было, но лица у всех выглядели исхудавшими и обветренными. «А ведь мы голодаем, – отчетливо подумал я. – Мы на самом деле, по-настоящему голодаем. Вот черт…»

Надо было вставать. Вставать.

– Танюшка, – я толкнул ее локтем. – Встаем.

– Я не сплю. – Танюшка завозилась. – Сейчас встаем…

…Голодному человеку холод кажется в несколько раз холоднее. Это действительно так. Если живешь зимой на проклятом «свежем воздухе», есть нужно много и относительно разнообразно. Или хотя бы просто – много. Если есть нечего – подкрадывается вялость, нежелание что-либо делать… И если не заставить себя подняться, то можно остаться лежать навсегда. Но и бесконечно заставлять себя у голодного человека тоже не получится. Мы пили омерзительную настойку из еловых иголок и веточек – средство от цинги, изготовленное Ленкой и Ингрид. Гадость была просто невероятной – наверное, хинин, и тот лучше, – но вариантов просто не имелось, как не имелось у нас и запаса овощей, как прошлой зимой. (Странным было то, кстати, что, как я с изумлением заметил, мы вообще-то ничем не болели!) Приходилось тянуть эту фигню, причем обе девчонки стояли над душой, чтоб допивали до конца.

– Лыжами займусь, – сказал Вадим, поднимаясь и украдкой выплескивая из котелка примерно глоток остатка. – Без них все-таки плохо. Андрей, поможешь? – кивнул он Альхимовичу. Тот наклонил голову. – И еще Олега возьмем… Идешь, Фирс?

– Иду. – Олег Фирсов встал, поправляя перевязь с метательными ножами. – Дашь топор, тезка? – Он подтолкнул Крыгина.

– Держи, – Олег перекинул ему оружие. – Поймал? Че вякаешь?

Я решительно допил остаток смолистой мерзости, подышал и тоже поднялся. Надо было распределять всех по дневным работам.

* * *

Вадим был прав насчет лыж. Без них пробираться по лесу было очень трудно, я почти пожалел, что взял с собой Танюшку. Но когда я оглянулся, то обнаружил, что она совершенно хладнокровно лезет по сугробам, держа на плече заряженную аркебузу.

– Хорошая ты все-таки у меня, Тань, – вырвалось, и я смутился, но она рассмеялась и молча пожала плечами, на которые падал снег – красивыми, крупными хлопьями.

Лес. Снег. Синеватый полудень-полусумрак.

В широком плоском логу мягко позванивал ручей, выныривавший из-под гранитных глыб и почти тут же скрывавшийся подо льдом. Я присел, сдернул крагу, зачерпнул воды, пахнущей морозом и вкусной.

– Вымер лес, – сказала Танюшка. – Ну никого… Как ты это объяснишь, Олег?