Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов

Иногда арендаторы и земельные собственники договаривались об изменении характера хозяйства в той или иной части поместья (например, о вырубке леса и замене его виноградником или о замене виноградника лугом).

Арендаторам надлежало содержать в порядке и чистоте ирригационные каналы, обеспечивать ремонт отводов, мостов и т. п., что было особенно обременительно вблизи больших рек и главных каналов, где воздвигались плотины. Собственник вменял арендатору в обязанность каждый год подсаживать определенное количество молодых деревьев для пополнения лесного фонда (дерево широко использовалось как строительный материал и топливо – автор приводит данные, характеризующие масштабы потребления этого сырья некоторыми собственниками из числа духовных учреждений).

Контроль за деятельностью арендаторов земельные собственники осуществляли с помощью особых «агентов», проявлявших подчас чрезмерное рвение. Агенты собственника иногда присутствовали при ремонте больших сооружений в гидросети и решали вопросы взаимоотношения с соседними землевладельцами, которых эти работы также касались.

Увеличение организационной автономии арендаторов было связано с ростом их расходов по ведению хозяйства. В начале XVIII в. от арендатора не требовалось употреблять свой капитал для приобретения живого и мертвого инвентаря, включая сюда семена, фураж, орудия труда, рабочий и продуктивный скот. Арендатор акцептировал эти стоимости вместе с землей и сетью каналов и должен был вернуть их (или возместить их стоимость) в конце аренды. В начале XVIII в. собственник нес часть расходов в случае гибели урожая и падежа скота в результате каких бы то ни было стихийных бедствий или военных действий. Позднее его участие ограничилось случаями опустошительных войн («guerra guerregiata»), чумы и эпизоотии. В конце XVIII в. весь риск был переложен на арендатора. В это время предоставление семян и сена еще оставалось (хотя и не всегда) обязанностью собственника, обеспечение же скотом и оборудованием стало делом арендатора.

При ремонте ирригационных сооружений – каналов, мостов и плотин – строительный материал (дерево и камень) шел за счет собственника, но транспортировка материала и оплата самих работ производились за счет арендатора.

Так по всем линиям происходило отделение землевладельческого капитала от эксплуатационного, что увеличивало предпринимательскую роль арендатора. По мнению автора, арендатор должен был обладать значительным опытом и знаниями в разных областях – земледелии (где каждая культура требовала своих приемов орошения), животноводстве и гидравлике (хотя сложные гидравлические работы – строительство плотин и т. п. – велись под руководством специалистов – инженеров). Арендаторам также приходилось принимать самостоятельные решения (с учетом интересов собственника) в некоторых деликатных ситуациях, когда дело касалось, например, распределения расходов, прав и обязанностей между разными собственниками в связи с ремонтом гидросооружения общего пользования.

Усложнение функций арендаторов в конце XVIII в. приводит к тому, что в контрактах появляются клаузулы, запрещающие им брать в аренду какие-либо другие поместья, кроме указанного в контракте. Для осуществления своих предпринимательских планов арендаторы были иногда вынуждены занимать деньги у земельных собственников (обычно в случае согласия последних с предложением арендатора относительно того или иного преобразования). Увеличение расходов арендаторов побуждало их организовывать семейные ассоциации (sodalizio), коллективно ответственные за выполнение взятых обязательств. Часто они состояли из отца и двух-трех сыновей, но иной раз в них включалось до 10–15 человек, что вызывало подозрения у собственников, настаивавших на принятии в «союз» постороннего человека, игравшего роль гаранта (некоторые лица сделали из этого своего рода «ремесло», присутствуя в качестве гарантов сразу в нескольких контрактах). Другой формой гарантии было привлечение в «союз» какого-либо лица, участвовавшего в деле лишь финансово, но не в плане ведения хозяйства.

Почти не нашел освещения в докладе вопрос о взаимоотношениях арендатора с наемными рабочими. Вероятно, это объясняется отчасти тем, что отсутствует документация, которая происходила бы непосредственно из сферы хозяйственной деятельности арендаторов и отражала шаг за шагом их управление поместьем. По мнению автора, такой документации скорее всего вообще не было. Из доклада мы узнаем лишь, что арендаторам приходилось осуществлять строгий контроль за работой сыроваров, ибо техника, предоставленная собственниками, была рутинной и не обеспечивала высокую производительность труда. Кроме того, автор упоминает о найме арендаторами вне поместья различных специалистов – каменщиков, плотников и кузнецов – для ремонта больших ирригационных сооружений. Из населения поместья к ремонту гидросети привлекались подсобные рабочие (вероятно, нанятые арендаторами не только для этой цели).

Весьма интересен вопрос о характере труда самих арендаторов. Автор определяет их как работников словом operatori, что лучше всего перевести в данном случае термином «производители работ». В какой степени они участвовали в производстве непосредственно, сказать трудно, но, вероятно, рост их роли как капиталистических предпринимателей сводил к минимуму такое участие[1353].

Мариуш Кульчиковский (Краков) в докладе «Мануфактурный труд в крестьянской семье XVIII в.» рассмотрел особенности организации различных крестьянских промыслов в предгорьях Карпат, на юге Польши (там, где проходят Бескиды). Выделяются районы развития ткачества (Андрыхув), кожевенного дела (Замбжице, Лядиговице, Суха), деревообработки (Живец, Суха, Макув Подхаляньский, Поремба Велка в Горце), скобяного и кузнечного промысла (Свентники и Сульковице). По линии закупки сырья и сбыта продукции крестьяне этих мест были прямо или косвенно связаны с такими удаленными от них городами, как, например, Краков (закупка кож купцами для крестьян из Зембжице) или Львов (продажа тканей крестьянами из Андрыхува).

Помимо ремесленных работ на феодала и непосредственно на рынок, крестьянское производство ориентировалось также на скупщика. Автор различает тут четыре системы: 1) продажа скупщику готового продукта (в соответствии с рыночной конъюнктурой); 2) получение от скупщика аванса и сдача ему полуфабриката; 3) продажа скупщику полуфабриката в кредит, без процентов; 4) рассеянная мануфактура, при которой, кроме скупщика, появляется еще продавец сырья. Вторая – четвертая системы отрезали производителя от рынков сбыта и подчиняли его купцу. Эти системы имели некоторые общие моменты, особенно характерные для текстильной промышленности: получение скупщиком полуфабриката, сдача его в обработку (за плату), продажа готового продукта и только после этого окончательный расчет с производителем полуфабриката. Завися от рыночной конъюнктуры опосредствованно, крестьянин брал на себя весь риск неоплаченной затраты сырья и труда. Сходство второй и четвертой систем выражалось в выдаче аванса производителю полуфабриката, что приводило к его закабалению купцом.

При первой системе все стадии процесса производства осуществлялись одной крестьянской семьей: в текстильной промышленности – от посева льна до беления и отделки ткани. Беление требовало наличия лугов, которые имелись только у состоятельных крестьян. Поэтому уже вторая – третья системы предполагали разделение процесса производства между работниками разной семейной и социальной принадлежности: изготовление полуфабриката менее состоятельными крестьянами и беление ткани более зажиточными. Единство всего процесса обеспечивалось скупщиком. Четвертая система, или рассеянная мануфактура, развивалась в условиях перехода к профессиональному ткачеству широких масс бедного крестьянства, не имевшего ни собственного сырья (льняного волокна), ни лугов для отбелки. Процесс дифференциации производства в связи с этим углубляется: возникает категория скупщиков волокна (нитей), которые продают его (за наличные или в кредит – «na borg») ткачам-производителям полуфабриката; последний через посредство купца переходит к белильщикам или каландровщикам. В результате крестьянин – производитель полуфабриката попадает в двойную зависимость: от продавца волокна и от купца, занимающегося реализацией продукта.