Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж

сказал — быть может потому, что не хотел опозориться, если у него ничего не выйдет. Возможно, какое-то преображение. Какое-то деяние, от которого пойдет рябь по тому, что он называл ноосферой… сферой человеческих мыслей. Мироздание по Вурдалаку.

Мне подумалось, что все это время я был неправ насчет того, что значил для Томаса его сценический образ. Теперь я наконец-то понимал. Вурдалак был не столько частью его, столько тем, чем Томас хотел бы стать.

А потом он показался из амбара, подошел ко мне и остановился, колеблющийся и промокший до костей. Его волосы липли к груди влажными щупальцами, и ему приходилось смаргивать воду. Всего лишь обычный мокрый парень под дождем.

— Ты готов отвезти его обратно? — спросил Томас.

— Если хочешь, — сказал я. — Почему ты передумал?

Томас начал было отвечать, но в итоге просто помотал головой. Он не хотел ничего проговаривать, не хотел ни в чем признаваться. Он просто протолкнулся мимо меня и вошел в коттедж.

— Пойду принесу БЗД, чтобы усыпить его перед дорогой, — вот и все, что он сказал.

Часть меня ощутила облегчение — лучшая часть, я надеюсь. А вот другая была глубоко разочарована. Потому что меня терзало любопытство. Я чувствовал, как вокруг нас извиваются потоки — в веществе земли и камня, деревьев и неба. Я все-таки видел что-то на сеновале, неважно, физическую форму или эфемерный разум. Я готов был поверить, будто ничто не истинно, будто все дозволено. Томас — или Вурдалак — убедил меня хотя бы в этом.

И поэтому я гадал, что случилось бы, если бы у него не сдали нервы.

Томас — просто Томас — снова протолкнулся мимо меня со шприцем в руке и вернулся в амбар.

А дождь продолжал хлестать.

Я хорошо знал Томаса и подозревал, что ему хотелось бы, чтобы у этой капитуляции не было свидетелей, и поэтому подождал пару минут. А потом еще пару. Сколько вообще нужно времени, чтобы усыпить одного человека?

По крайней мере для того, чтобы сообразить, когда что-то неладно, никаких суперспособностей не нужно.

А значит, настал мой черед промокнуть до костей.

Я нашел Томаса на полу амбара, под наковальней. Той самой гигантской наковальней, такой тяжелой, что она могла три дня удерживать на месте пленника. Его грудь и ребра были раздавлены, как будто кости перееханной на шоссе змеи. Но этим наковальня не ограничилась. Она зацепила еще и голову Томаса.

Скажем так: ему больше не нужен был грим, чтобы выглядеть как ночной кошмар.

А Деррик Ярдли? Он отполз так далеко, как позволила ему десятифутовая цепь, и с вытаращенными глазами прижимался к опорной балке, будто хотел с ней слиться. Он пытался что-то сказать. Пока что у него не получалось.

Я посмотрел на сеновал.

Днем амбарные тени забирались выше, и я последовал за ними взглядом, привлеченный движением, которое скорее ощутил, чем увидел. Там, наверху, точно что-то было, но я не мог сказать, карабкалось оно или парило, это уродливое слияние крысы, совы и змеи… а теперь еще и козла. Загон опустел. Я следил за тем, как оно продвигалось по скошенной изнанке крыши, пока не достигло места, где соединялись скаты, и не прошло через стык, словно просочившись сквозь трещину во времени.

Поскольку наверху смотреть больше было не на что, я опустил взгляд на Томаса, не просто убитого, но уничтоженного. Если бы меня вынудили истолковать мотивацию того, что находилось за пределами понимания, я бы сказал, что оно в нем разочаровалось.

— Оно сказало, что у него мало времени, — наконец-то выдавил осекающимся голосом Деррик Ярдли. — Оно сказало, что я — куда более верный их слуга, чем когда-либо был он. Что это значит?

Он смотрел на меня умоляюще, и вместе с тем с хитрецой, словно у меня должен был найтись ответ.

— Что это значит?

Выйдя наружу, я закрыл за собой дверь амбара и повесил бы на нее цепь с замком — вот только на единственной цепи, которую я здесь видел, уже сидел Деррик Ярдли. Но я подозревал, что скоро это уже не будет иметь никакого значения.

Когда закончился дождь, кто угодно ощутил бы это в воздухе.

На одной глубине с тобой

История г. Инсмута, придуманного Г. Ф. Лавкрафтом

Впереди оставалась последняя часть пути, футах в трехстах под вертолетом проносились мили свинцово-серого океана, и она уже жалела, что согласилась. Скалистое побережье северного Вашингтона осталось позади, и они оказались подвешены над морем — неприветливым, как весь сегодняшний день. В случае крушения вода поглотит их задолго до того, как спасатели начнут поиски.

Керри никогда не нравилось море, и сегодня в особенности.

Могла ли она отказаться? «Министерство внутренней безопасности хотело бы привлечь вас в качестве консультанта» — вот к чему сводилась суть, и те двое, что вчера постучали в ее дверь, судя по виду, были генетически неспособны принять отказ. Нет, они не скажут что. И не скажут где. Могут только посоветовать одеться потеплее. И учесть вероятность дождя.

Единственное, что приходило в голову: умения Керри, к примеру, потребовались кому-то для более эффективной дрессировки собак. Или для чего-то вроде, ну, там, птички, дельфины, обезьяны, лошади… скажем, чей-нибудь сомнительный гений захотел применять способности животных, но не знал, как к этому подступиться. Ее убедило не столько воззвание к чувству патриотизма, сколько простое желание сделать это максимально комфортным для животных.

Но такое? Ни одному нормальному человеку такое бы в голову не пришло.

Капли, струившиеся по стеклу, срывало ветром. Из-за пелены дождя выплыл остров — треугольный кусок земли, состоящий из неприветливых скал, вечнозеленых деревьев и тайн. Они находились там.

Они были там еще до рождения ее родителей.

Керри выехала до рассвета: сначала поездка в неловком молчании от ее ранчо до аэропорта в Миссуле, потом перелет над Монтаной и Вашингтоном с посадкой в аэропорту Сиэтл-Такома и остаток пути на вертолете. Как раз на этом последнем отрезке у нее забрали телефон и обыскали сумку. Прямо с самолета Керри в обход терминала перевезли на очередную взлетную полосу и сдали с рук на руки человеку, который назвался полковником Дэниелом Эсковедо и начальником объекта, куда они направляются.

— С этого момента вы будете взаимодействовать только со мной, — сообщил он. На темной коже головы поблескивали капли дождя. Будь его волосы чуть короче, их можно было бы вовсе не заметить. — Как вам поездка? Понравилось?

— Если честно, не очень, — ответить на его вопрос иначе — все равно что