Кордон «Ромашкино» - Татьяна Геннадиевна Корниенко

– Не умничай, Головин. Сними свои шорты, разумеется не сейчас, и попробуй сюда сесть. Вот тогда я на твои глаза погляжу.

– Не пойму я тебя! – Ник хитро прищурился. – То предлагаешь, чтобы я разделся и прижарил… свою нижнюю часть… в твое отсутствие. И это правильно, учитывая детали эксперимента. То говоришь «тогда погляжу». Одновременно, Калинина, это все не получится. Определись, что для тебя важнее, а я подстроюсь.

Катя засмеялась. Затем быстро приняла серьезный вид: задуманное требовало серьезности.

– Давай ближе к делу, а?

– Так я же не против.

– У нас тут один человек отдыхает. Приезжий. Он ученый – физик.

– Ага, физик.

Интонация этого «ага» была крайне подозрительной.

– Что «ага»? – насторожилась Катя.

– Да так. Ничего…

И все-таки в ответе Головина послышался некий намек. Но на что именно? Может, он о чем-то догадывается? Например, о том, откуда гость. Или даже о том, откуда вообще все калининские гости. Баба Марфа, когда молоко наливала, говорила точно с такой же интонацией.

«Глупости. Откуда им знать?» – остановила свое воображение Катя и продолжила:

– Так вот. Недострой на пляже знаешь? У которого хозяина искали и не нашли? Бетонный дом?

– Еще бы.

– Есть возможность его разрушить. Полностью. Превратить в крошки и пыль.

Брови Ника полезли вверх.

– Как? Взорвать, что ли? Чем? Нас в полицию заберут.

– Ой, Головин, никто никого не заберет. И взрывать ничего не надо. Этот дядька применит особый способ… резонансный… В общем, какая тебе разница. Зато пляж будет наш. Все только спасибо скажут.

– Ну да, догонят и как скажут! – Никифор поймал Катин взгляд и спросил – спокойно, по-деловому: – А с мусором и пылью что потом делать?

– Да ничего! Этот недостроенный дом всем ромашкинцам надоел. Только взрослые смотрят и мечтают, чтобы он как-нибудь сам упал. Им ведь тоже охота позагорать на берегу речки. Вот увидишь, как только мы этот дом разрушим, они остатки быстренько уберут. С радостью.

– Ладно, почти убедила. Говори, что от меня требуется.

– Туда идут две дороги. Надо, чтобы ни по одной никто не прошел, а то сам понимаешь.

– Понимаю. Когда?

– Завтра утром. Еще до того, как коров погонят на пастбище. Как раз успеем. Проснешься?

– А ты-то сама? Ладно, если будешь дрыхнуть, я тебя разбужу.

– Не зазнавайся, Головин. Это я тебя разбужу. Ну все! Завтра встречаемся на опушке. Пока.

Катя развернулась и быстро пошла домой. Ей не терпелось поскорее осуществить задуманное. В то же время будущее изрядно пугало.

Вполне нормальная реакция. Это на словах все звучало прекрасно – «применить резонансный метод». Научно! Но все ученые – люди и могут заблуждаться. Или играть словами. Спросите, как это? Очень просто. Откроют, например, что-нибудь новенькое. Пока разбираются, что к чему, пока эксперименты ставят, открытие обрастает названиями. И если настоящего понимания так и не появилось, произносится какое-нибудь заковыристое слово (термин – научно выражаясь), и вроде бы всем все ясно. Хотите проверить? Подойдите к учителю физики и спросите, что такое ток. Да-да! Тот самый банальный ток, который изучают на уроках, который течет по проводам почти во всем, что напридумывало за последний век человечество. В ответ вы обязательно услышите о движении электронов, о разности потенциалов. Вот тут-то и наступает момент истины! Наморщив лоб, полюбопытствуйте, а что же такое сам электрон. Ох-х! Тогда и про дуализм услышите, и еще про что-нибудь. Термины есть, знания относительные, зато ток используется вовсю.

Но вернемся к Кате. Шагая по пыльной дороге, обходя коровьи и конские «мины», она пыталась предугадать, что произойдет, если безобидно звучащий соловьиный «резонанс» в нашем несказочном мире вдруг поведет себя нестандартно. Что если в Ромашкино рухнут и другие здания? Школа, например. Только не надо кричать «ах, если бы!». Не забывайте, Катя Калинина – отличница!

– Соловей! – позвала она, едва войдя в гостевую комнату.

Разбойник нетерпеливо отмахнулся. Он как раз завершал очередной опус:

– … и будут черные руины на обезжизненной Земле! Почему черные? И будут мрачные… Нет, все-таки черные. Мрак – дело поправимое. А космическая чернота – дрянь полная. «Обезжизненной»… М-м-м-м… Э-э-э-э… Расплывчато. Не бьет в точку.

– И очень похоже на «обезжиренной», – съехидничала Катя.

– Во!

Достаточно сильно сказано, юная дева?

– Убойно! Это ты о чем? – с подозрением спросила Катя.

Уж слишком ее опасения совпадали со стихами.

– Стих придумал. Буду им богатырей пугать.

– И все?

– А на что еще годен этот стих?

– Во-первых, сколько раз тебе повторять: не стих, а сти-хо-тво-рение. Соловей, это же поэтическая азбука!

Когда разговор шел о стихосложении, вся смысловая начинка, все эти «черные руины» и «обезжизненные Земли» мгновенно уходили на задний план. Все-таки Катя очень любила коровье молоко!

– Стих – это единица ритмически организованной речи, строка в стихотворении. А стихотворение – стихотворное, то есть состоящее из стихов, творение. Произведение! Ну, понял наконец?

– Ага! – кивнул Разбойник. Его мозги все еще плавали в поэтическом сиропе. – Так как тебе мой СТИХ?!

– Р-р-р, – зарычала Катя. Потом, всмотревшись в подернутые дымкой глаза, поняла, что пока она не выскажет свое мнение, говорить о деле с Соловьем бесполезно. – Гениально! Ты – лучший! Ты – супер! Ты – самый великий поэт всех времен и народов! Пушкин отдыхает. Лермонтов громко рыдает в чужую жилетку. Шекспир, Байрон, Данте, Маяковский и иже с ними – просто дети по сравнению с тобой. Ты удовлетворен?

Соловей умудрился покраснеть!

Воистину, лесть – великая сила. Она может пробить насквозь и разум, и здравый смысл даже самого обычного, умеющего находить рифму и выстраивать ритм, дядьки. Посудите сами, разве легко после таких дифирамбов сказать себе великому: «Ну нет, это не про меня!»

– Катюша, с чем пожаловала? – Мозги Соловья почти сфокусировались на насущном, почти выгребли из розового тумана и обрели твердь.

– Скажи, ты когда-нибудь применял свой свист в разрушительных целях в нашем, несказочном мире?

– На ваш мир у меня нет лицензии.

– А не получится ли так, что кроме бетонного недостроя рухнет что-нибудь еще?

– Не исключено. Я, если в раж вхожу, плохо себя контролирую.

– В смысле?..

– Остановиться тяжело. Это вы говорите «свист», но на самом деле у меня песня! Какие обертоны! Какая громкость! Попробуй какого-нибудь тенора оборвать на самой высокой ноте. Думаешь, он спасибо скажет? Вот и со мной та же самая история. Я хоть и разбойник, но не попугай какой-нибудь, не павлин безголосый. Я со-ло-вей! Думаешь, люди именами просто так разбрасываются?

– Как раз не думаю. Может, стоит попробовать заранее? С минимальным воздействием. На чем-нибудь крошечном. Без разрушения. Просто свистнешь коротенечко, и мы понаблюдаем, произойдет что-нибудь опасное или не произойдет.

– Запросто.

– А где?

– В коровнике. Подойдет для эксперимента?

– Вполне, – согласилась Катя. А что оставалось делать? Не в доме же свистеть. – Я согласна. Только давай по-честному. Если скажу стоп, значит стоп. Незамедлительно!

– Это ты с разбойником решила честный договор заключить, да? – ухмыльнулся Соловей, но, увидев выражение Катиного лица,