Слушай Луну - Майкл Морпурго

И тут Люси впервые за все время отреагировала на то, что он ей рассказал. Она на мгновение вскинула на него глаза, потом приподняла край одеяла и показала ему метку. Очень медленно и сосредоточенно, с видимым усилием шевеля губами, она негромко произнесла:

– В-в… Виль… гельм.

И вновь умолкла.

Но она заговорила! Люси заговорила! Пусть неразборчиво, но это было слово, самое настоящее слово, вполне узнаваемое и произнесенное вслух!

Альфи должен был с кем-то этим поделиться, все равно с кем. Он кубарем слетел по лестнице и ворвался в кухню.

– Люси заговорила! – выдохнул он. – Она кое-что сказала. Сама! Я точно слышал.

– Видите, доктор! Вы это слышали? Она выздоравливает, да! – воскликнула Мэри и протянула Альфи руки. – Это чудесно, чудесно, Альфи! Что она сказала?

Слово «Вильгельм» уже готово было сорваться с его языка. Но он вовремя спохватился. Нет, об этом никто не должен знать, даже доктор. Он чуть было не проболтался. Поэтому Альфи смущенно пробормотал:

– Я… я точно не понял. Не смог разобрать до конца, но это было слово, правда, настоящее слово! Точно-точно!

Доктор улыбнулся ему, большим пальцем утрамбовывая табак в чашечке своей трубки.

– Не так уж и важно, что это было за слово, – сказал он. – Она попыталась заговорить, вот что главное. Ты молодчина, Альфи, ты просто молодчина. Но при всем при том – а это хорошая новость, Альфи, очень хорошая, – как я только что сказал твоим родителям, меня по-прежнему весьма беспокоит будущее Люси. Я сегодня снова осмотрел ее, и, должен признаться, многое для меня по-прежнему остается загадкой. По моим представлениям, она должна бы идти на поправку гораздо быстрее. Ее здоровье и силы, по сути, восстановились – поврежденную лодыжку уже не отличить от здоровой – главным образом заботами твоей матушки. Но меня беспокоит не только неспособность Люси говорить, но и ее нежелание вставать с постели. И загвоздка тут не в самочувствии. С ней что-то не так, что-то у нее в голове.

– В голове? – переспросил Альфи. – В каком смысле – у нее в голове?

Доктор вздохнул. Потом зажег трубку и откинулся на спинку кресла.

– Послушай, – начал он, – мне это видится вот как. Всего несколько недель назад – сколько времени прошло, недель восемь-девять, да, мистер Уиткрофт? – вы нашли это бедное дитя, полумертвое от голода и холода, на Сент-Хеленс. Еще пару дней – и она бы не выжила, можете мне поверить. Вы нашли ее очень вовремя. И вы все сотворили настоящее чудо, вытащили ее практически с того света. Она наконец начала есть, этот ее ужасный кашель почти прошел, и с каждым моим визитом она становится крепче. Ее жизнь уже вне опасности. Жить она будет, в этом у меня нет никакого сомнения – во всяком случае, в том, что касается ее тела. Что же до ее разума, как я уже сказал, у меня есть определенные опасения. То, что она заговорила, – это хороший признак, Альфи, очень хороший. И тем не менее меня тревожит ее рассудок. И, вынужден признаться, в этом отношении я по большому счету до сих пор не видел никаких подвижек. – Он помолчал, надолго приложившись к своей трубке, прежде чем заговорить снова. – На меня она производит впечатление человека потерянного, блуждающего где-то глубоко внутри себя, как до того она блуждала на том острове. Эта девочка явно пережила какую-то травму, шок, понимаешь? Каким образом и по какой причине это произошло, нам неизвестно, поскольку ничего рассказать она не может. Со слухом у нее все в порядке, это я установил. Но по той или иной причине она не может или не хочет говорить. Что такое? Два слова за почти два месяца – это едва ли можно назвать речью. Может, она была такая с самого рождения, мы просто этого не знаем. Разум столь же хрупок, как и тело, но, к сожалению, нам известно о нем куда меньше. Но одно я знаю точно, я усвоил это, пока лечил раненых моряков и солдат, – тело помогает излечить разум. Тело и разум лучше всего работают в связке. Первый шаг – и тут я ни секунды не сомневаюсь, – это убедить ее встать с постели. Мы должны расшевелить ее, вновь вызвать в ней интерес к жизни. Это единственный способ.

– Я же говорила вам, я пыталась. Она не желает шевелиться, доктор, – сказала Мэри. – Уж я чего только не перепробовала. Она просто лежит, и все. Не знаю, что я еще могу сделать.

– Поверьте мне, миссис Уиткрофт, я все понимаю, – продолжал доктор. – Ни один человек не мог бы сделать большего. Но именно это я и пытаюсь до вас донести. Боюсь, что рано или поздно, если никаких улучшений не будет, ей может понадобиться более… назовем это так, квалифицированная помощь. А таковую ей могут оказать только в больнице на Большой земле.

Мэри вскочила на ноги. В глазах у нее блестели слезы.

– Вы имеете в виду сумасшедший дом, да, доктор? Вы ведь к этому клоните, разве нет? Вроде той психиатрической клиники в Бодмине, куда упекли Билли. Нет уж, только через мой труп! Была я там. Мы с вами вместе там были, доктор. Или вы уже позабыли? Это ад на земле, вы сами это знаете. Я этого не допущу. Я видела, во что они там превратили Билли. Боже правый, доктор, вы же сами помогали мне вызволить Билли оттуда. Вы знаете, как там с ними обращаются. Они там не живут, эти бедняги, они там существуют. Это тюрьма, доктор, а никакая не больница. Я костьми лягу, но не допущу, чтобы она угодила в какое-нибудь из этих кошмарных заведений. Мы поставим ее на ноги, вот увидите. Бог на нашей стороне. Разве Люси только что не заговорила с Альфи? Разве это не добрый знак?

– Поистине добрый, миссис Уиткрофт, но я лишь хочу, чтобы вы отдавали себе отчет в том, что и так тоже может быть, – сказал доктор Кроу.

– Не бывать этому никогда в жизни, – с жаром прошептала Мэри сквозь слезы.

– Никто из нас этого не хочет, – кивнул доктор. – Я могу лишь сказать, что, если мы хотим исцелить ее рассудок, вам придется каким-то образом заставить ее встать и пойти. Она должна была достаточно окрепнуть для того, чтобы ходить. Вы должны попытаться вывести ее на свежий воздух.

– Я пыталась, доктор, – с отчаянием в голосе отозвалась Мэри. – Думаете, я не пыталась?

Доктор повернулся к Альфи:

– А ты, Альфи? Это ты заставил ее заговорить. Своди ее прогуляться по острову, свози покататься на лодке, хоть на остров Самсон, посмотреть на дома, или в Камышовую бухту, посмотреть на тюленей. Мы должны пробудить в ней интерес к жизни, заставить ее выйти из своей раковины. А вы, миссис Уиткрофт, вы просто продолжайте делать все то же самое, что делали: разговаривайте с ней, читайте ей, заботьтесь о ней, но пытайтесь почаще выманивать ее вниз, приставляйте к каким-нибудь несложным делам на кухне или в огороде.

– Она такая бедная, такая хилая, – вздохнула Мэри. – Не могу же я заставлять ее насильно, правда? Как мне заставить ее делать то, чего она не хочет делать?

– Мэриму, – подал голос Джим и, протянув руку, накрыл ее ладонь своей, – давай будем делать так, как велит доктор. Пусть Альфи попытается сводить ее куда-нибудь. Он ближе к ней по возрасту. Может, она согласится с ним пойти. Ты не можешь делать все в одиночку, Мэриму.