Слушай Луну - Майкл Морпурго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как она туда попала? Сколько там пробыла? И кто она вообще такая? Всем хотелось разузнать про нее побольше, а если получится, то хотя бы одним глазком и взглянуть на нее. Горстка самых любопытных даже отправилась в плавание на Сент-Хеленс, чтобы прочесать чумной барак и сам остров на предмет всего, что могло бы пролить хоть какой-то свет на эту историю. Вернулись они с пустыми руками. Наверняка было известно лишь то, что странную девочку зовут Люси, что это единственное сказанное ею слово и что Большой Дэйв Бишоп нашел в чумном бараке плюшевого мишку и одеяло, видимо принадлежавшие Люси. Большой Дэйв рассказывал о своей находке направо и налево, но, верный своему слову, о метке с именем помалкивал. Короче говоря, особенно уцепиться островитянам было не за что. Однако, лишенные каких бы то ни было достоверных сведений, они с лихвой возмещали их выдумками.
Истории обрастали все более и более фантастическими подробностями. Говорили, что Люси глухонемая и потому наверняка «малость не в себе», как дядя Билли. Если его звали Билли-Приплыли, то ее стали звать Малахольной Люси. Другие считали, что ее мать, должно быть, умерла в родах, а ее отвез на Сент-Хеленс и бросил там жестокий отец, которому надоело кормить такую дочь.
Ходили также слухи, что она якобы была ребенком одного из тех бедолаг, которых оставили в карантине в чумном бараке многие столетия назад, что она давным-давно погибла там и с тех самых пор бродила по острову – затерянная душа, маленький призрак. А может, она упала за борт какого-то корабля из тех, что бороздили Атлантику, а проплывавший мимо кит спас ее и вынес на берег. Такое вполне могло произойти, утверждали некоторые. Разве библейский Иона не спасся точно таким же образом? И разве преподобный Моррисон совсем недавно не упомянул в своей проповеди об Ионе, уверяя всех, что истории из Библии – не просто истории, а чистая правда, Божье слово, Божья истина?
Но пожалуй, самой фантастической и определенно самой популярной из всех теорий была история про русалку – Альфи частенько слышал ее на школьном дворе. Люси Потеряшка на самом деле была русалкой, да не простой, а знаменитой русалкой из деревни Зеннор, которая приплыла к островам Силли с берегов Корнуолла[3] много лет назад и вышла из моря на Сент-Хеленс. Там она сидела на берегу, пела сладким голосом и призывно расчесывала волосы, заманивая, как это в обычае у русалок, проплывающих моряков и рыбаков. Только она отрастила ноги – поговаривали, что русалки могут это делать, примерно как головастики. Разве у головастиков каждую весну не отрастают лапы вместо хвостов? Ну да, может, они не поют песен и не расчесывают волос, но лапы-то у них отрастают? Все эти истории были настолько невероятными, что казались откровенно бредовыми, смехотворными и попросту невозможными. Но это никого не волновало. Они были занятными и увлекательными, видимо, именно поэтому загадка Люси Потеряшки в то лето много недель подряд оставалась главной темой всех островных пересудов.
Большинство островитян, когда давали себе труд задуматься, понимали, что должно быть какое-то более логичное, более разумное объяснение, почему и как Люси одна оказалась на Сент-Хеленс и каким образом девочка смогла там выжить. Все прекрасно понимали, что если кто-то и знал правду, то, скорее всего, Джим Уиткрофт или Альфи, которые нашли ее, или Мэри Уиткрофт, которая ухаживала за ней на ферме Вероника. Если кто-то и знал все, так только они. Конечно же, они и в самом деле все знали. Но уж, ясное дело, они-то держали рты на замке насчет Люси – как и насчет Билли с тех самых пор, как Мэри доставила его из больницы. И о Билли-Приплыли лучше не лезть с расспросами, это все давно усвоили, а то ведь Мэри, того и гляди, в горло вцепится. Но Билли-то ладно – если подумать, он все же родня. А Люси Потеряшка – какая она родня? Она чужая, девочка-загадка. Поэтому стоило кому-то из Уиткрофтов выйти из дому, как на него тут же набрасывались с бесконечными расспросами и суждениями.
Мэри по большей части удавалось держаться от них подальше, избегать этого назойливого вмешательства в их жизнь. Без особой нужды она за пределы фермы не ходила. Но ей все-таки приходилось оставлять Люси дома одну и по меньшей мере дважды в день совершать вылазки за ворота, чтобы навестить дядю Билли, принести ему еду и худо-бедно у него прибраться. Его Мэри заставала когда в сараюшке, когда на чердаке, а в последнее время все чаще в Зеленой бухте, на палубе «Испаньолы», – но всегда за каким-нибудь делом.
Она носила ему еду, стирала его белье, прибиралась у него и ухаживала за ним уже пять с лишним лет, каждый божий день с тех самых пор, как привезла его домой из больницы в Бодмине, из психиатрического отделения, или из сумасшедшего дома, как все его называли. По пути до Зеленой бухты и обратно она то и дело сталкивалась на берегу с кем-нибудь из соседей. Некоторые – она знала это – специально околачивались там с целью подкараулить ее и принимались забрасывать вопросами о Люси Потеряшке. До появления Люси такие встречи отчего-то были редкостью. Но Мэри долгих бесед ни с кем не заводила.
– У девочки все хорошо, – твердила она. – Она идет на поправку. Все хорошо.
Ни на какую поправку Люси не шла. Приступы кашля теперь случались пореже, да и сам кашель сделался не таким хриплым, но по ночам ее по-прежнему не отпускало. А иногда слышно было, как девочка негромко постанывает – Альфи утверждал, что это скорее какая-то мелодия, которую она без слов напевает себе под нос. Но, прав он был или нет, звук этот был полон печали. Мэри подолгу лежала без сна, прислушиваясь и не находя себе места от беспокойства. От постоянного недосыпа она уже еле держалась на ногах. Всех, кто являлся к ним на порог якобы «просто заглянуть по-соседски», а на самом деле хотя бы одним глазком увидеть Люси, Мэри без лишних слов спроваживала прочь. Ее ледяной прием в конце концов отбил охоту соваться к Уиткрофтам даже у самых упорных.
Джиму же приходилось иметь дело с бесконечными расспросами о Люси Потеряшке куда чаще. Хочешь не хочешь, а ему надо было чинить сети и крабовые верши на берегу Зеленой бухты, где в подходящую погоду занимались ровно тем же самым все рыбаки острова. Надо было проведывать картошку и цветы на поле. Надо было возить с берега водоросли на удобрение и собирать плавник, чтобы было чем топить печь зимой. Куда бы он ни пошел, чем бы ни занимался, – повсюду были люди, друзья и родня, и все они норовили при каждом удобном случае подступиться к нему с вопросами.
Если уж совсем начистоту, Джим первое время даже радовался своей неожиданной славе. Это они с Альфи нашли Люси Потеряшку. Это они привезли ее домой. Всеобщее внимание и восхищение ему не досаждали. Но через неделю-другую все это уже начало надоедать. Слишком много было вопросов – как правило, одних и тех же, – слишком много старых избитых острот и плоских шуток, отпустить которые считал своим долгом едва ли не каждый встречный, еще издали завидя его с дороги или с проплывающей лодки: