Ловушка для орла - Симона Вилар

Но мысли о Маккензи как приходили, так и исчезали. Сейчас молодую женщину куда больше интересовал Хат. Загадочный, полный обаяния и дерзости хитрец, чувства которого по отношению к ней Мойра не могла понять. Некогда Хат сказал, что желает ее, хочет с ней близости, да и за проведенное вместе время он неоднократно мог взять ее силой, как обычно поступают похищавшие женщин горцы. Но Хат так не поступил. И Мойра решила, что его увлечение ею было лишь сиюминутной прихотью самца, которого потом отвлекли иные заботы и желания. Это даже разочаровало Мойру, она привыкла к тому, что легко покоряет мужчин. Но как покорить такого, как Хат? Да и стоит ли? Она ведь уже поняла, кто он. Чужак, иноземец, выдающий себя за клансмена Маклейнов.

Вздохнув, женщина подняла корзину с сотами и отправилась в долину Мак-Ихе. Но едва приблизилась к селению, как ее тут же окружили местные женщины, наперебой стали уговаривать повлиять на Хемиша, заставить его проводить их в церковь. Мойра понимала желание женщин, однако вынуждена была их разочаровать, пояснив, что сегодня уже поздно отправляться в дальний путь, даже если Хемиш даст им лошадей. Завтра же… Кто знает, что будет завтра? Но женщины продолжали настаивать на своем, и она все-таки решила поговорить с парнем. Не столько даже ради них, сколько ради него самого.

Солнце уже садилось, когда она обнаружила Хемиша за домом: парень вернулся с пустошей и теперь поправлял изгородь в загоне для коз. Хмуро посмотрев на усевшуюся неподалеку молодую женщину, он продолжал вбивать деревянной киянкой колья, на которых держался плетень. Но через время, чувствуя на себе взгляд Мойры, резко повернулся:

– Чего уставилась? Можешь не просить. Чтобы я послушался этих куриц и сам пошел на поклон к попам из обители…

– Но дело ведь не в поклонении францисканцам, не так ли, Хемиш? Ты ведь крещеный, и твой отец служит преподобному отцу Гилберту, так что можешь не рассказывать мне, что ты язычник, признающий только духов из полой башни. И ты отказался от поездки, потому что знаешь – ты настолько грязен и неухожен, что францисканцы просто не допустят тебя в храм Божий. И тебе из-за этого станет стыдно.

Юноша хотел что-то сказать, но едва не задохнулся от возмущения.

Мойра же продолжила: она понимает смущение парня, однако он и впрямь запустил себя и от него так несет хлевом, что даже сам Ангус подозревает, что его сын сходится с козами. К тому же он переживает, что Хемиша трудно будет женить, ибо ни одна женщина не подпустит к себе такого грязного, как подземный гном, парня. Более того, наверное, и дух Ночи из полой башни никогда не явится к похожему на козлоподобное существо мужчине, каким стал сын главы рода Сынов Ночи.

Мойра специально дразнила Хемиша и, даже когда тот стал потрясать своей киянкой, говорила с ним мягко и спокойно. Ева, наблюдавшая за ними со стороны, видела, как юноша в конце концов отбросил свое орудие и сел, обхватив колени и опустив голову. Мойра села рядом, они о чем-то разговаривали, потом она поднялась и пошла к Еве.

– Приготовь мыла, Ева. Хемиш согласился помыться. И надо еще как следует обработать ему голову щелочью – парень весь завшивел.

Ева была поражена: она не единожды говорила мужу, что его сын ужасно выглядит, но тот лишь отмахивался: дескать, когда придет время, Хемиш сам поймет, что с ним не так. И вот Мойре удалось за какие-то полчаса принудить злобного мальчишку к повиновению. И Ева подумала, что гостья, наверное, и впрямь фейри, которой не смеют отказать обычные смертные.

Не только Ева, но и другие женщины Мак-Ихе были удивлены, узнав, что злобный Хемиш дал свое согласие. Когда он вымылся в ручье, а позже позволил обработать голову и даже выстричь колтуны, то неожиданно оказалось, что парень довольно хорош собою. Обласканный и размякший от всеобщего расположения и похвал, Хемиш вышел к вечернему костру, и даже пожилые члены клана выразили ему свое одобрение, позволив сидеть рядом с ними.

Тем вечером Мойра рассказывала Мак-Ихе историю о рыцаре Тристане и его женщинах – Изольде Белокурой и Изольде Белорукой[14]. История любви рыцаря к прекрасной белокурой Изольде, жене короля Марка, взволновала слушателей, но они решили, что эта любовь была греховной. Тристан сам повинен в своих бедах, раз не оценил такую женщину, как его жена, нежная и преданная Изольда Белорукая. Когда же они спросили у Мойры, откуда она знает это сказание, то были удивлены, узнав, что мистрис прочитала историю в книге. О, они слышали о книгах, но считали, что разобраться в том, что там написано, могут только ученые монахи. А тут сидящая рядом с ними чужачка уверяет, что обучена этой науке. По сути колдовству, как они полагали, пусть и освященному Церковью, раз уж в обителях так почитают грамотность. Один старик даже сказал Мойре:

– Слышал я, что вы собираетесь принять постриг в женском монастыре в Элгине. Выходит, вы важная особа, мистрис Мойра, если решили посвятить себя Господу и Деве Марии. Ибо тот, кто уходит от мира ради подобного служения, достоин всяческого уважения. А вы еще такая… Не пить мне вересковой медовухи, если вы не станете в обители Элгина матушкой настоятельницей!

Мойра улыбнулась: это было бы достойно для нее, ибо настоятельница не только значимая особа, но и к тому же ни от кого не зависящая.

Но тут сидевшая неподалеку Ева расхохоталась и заявила, что вряд ли гостья решит покинуть этот мир и стать одной из невест Христовых.

Мойра холодно посмотрела на нее. А та, словно не замечая недовольства в ее взгляде, уверенно повторила, что вряд ли мистрис Мойра готова к постригу. И даже хитро подмигнула ей, как какой-то простушке.

В ту ночь Мойра плохо спала: ее постоянно будило хныканье малышки Донады, у которой резались зубки. Ева то и дело начинала петь ей колыбельную – дикую и печальную, в которой слышалось завывание морского ветра и шелест засохшего вереска. Именно такие гэльские колыбельные поют матери на Оркнейских островах своим детям. Может, поэтому Мойра спала урывками и в ее тревожном сне к ней вновь приходила ее мать, Нора, которая все время повторяла: «Не позволяй себе полюбить! Любовь губительна для женщины! Влюбленная женщина становится зависимой и может разрушить свою жизнь, если отдаст сердце мужчине!»

Утром Мойра поднялась позже обычного. В жилище никого не было, и она просто уселась у порога, переступив через корзину с торфом и отодвинув бочонок с соленьями. Правда, бочонок она тут же придвинула обратно: в нем хранились засоленные с травами грузди, от которых шел такой упоительный аромат, что женщина не удержалась и достала пару грибов. Выдержанные в самую меру, они имели просто изумительный вкус!

Вокруг было тихо. День стоял удивительно ясный, половина перевала за долиной Мак-Ихе была залита солнечным светом, вторая пребывала в глубокой тени. Зеленые склоны поросли высокой, упругой травой, которая волновалась на ветру. В ярко-синем небе легкие облака казались тончайшей, развеянной ветром мукой, неподалеку по воздуху медленно плыла какая-то неведомая птица, а единственным звуком было журчание ручья, протекавшего рядом с домом.