Семейные ценности - Мила Гусева

становятся привычно жесткими. Вишневые губы надменно сжимаются, между чётко очерченных бровей залегает крошечная неглубокая складка.

— Нет, я не стану сокращать воспоминания из пятой главы, это важная часть жизни Вайпер, — твердо заявляет она, резко прерывая монолог редактора. — И мне плевать, что ты там думаешь.

Похоже, человеку на линии совершенно чужды инстинкты самосохранения — судя по отдельным фразам, доносящимся до слуха Ксавье, он пытается возражать.

Уэнсдэй раздраженно хмурится, крылья тонкого носа возмущенно трепещут.

— И на твой многолетний опыт мне тоже наплевать, можешь хвалиться им где-нибудь в другом месте, — чеканит Аддамс, явно не намереваясь уступать ни на секунду.

В напряженном диалоге проскальзывает слово «контракт» — очевидно, уже наученный горьким опытом работы с Уэнсдэй, редактор сразу решает зайти с козырей. Вернее, достать из рукава единственного имеющегося туза.

Ксавье вдруг приходит в голову шальная мысль. На всякий случай бросив короткий взгляд на письменный стол и не обнаружив там никаких потенциально опасных предметов, он снова склоняется над её разведенными бедрами. Прижимается губами к колену — здесь тоже осталась россыпь синяков от прошлой бессонной ночи, когда они даже не успели дойти до кровати — и скользит жаркими откровенными поцелуями все выше и выше… Но взгляд не опускает, внимательно следя за её реакцией. Уэнсдэй красноречиво вскидывает брови, недвусмысленно намекая, что он рискует в лучшем случае остаться без руки, но Ксавье даже не думает останавливаться.

— Нет, подробное описание вскрытия я тоже не уберу… — она на секунду зажмуривается, явно стараясь сконцентрироваться на обсуждении правок, а не на ощущении горячих рук и губ на собственных бедрах. — А если кто-то не поймёт обилия медицинских терминов, значит они узколобые идиоты. А, ты тоже не понял? Тогда это относится и к тебе.

Наверное, он мог бы посочувствовать многострадальному редактору — тому явно понадобится не один бутылёк валерьянки после работы с Аддамс.

Но в данный момент все мысли Ксавье сосредоточены на крышесносном ощущении её бархатистой кожи под подушечками его пальцев.

Через пару месяцев исполнится ровно три года, как они вместе — а Уэнсдэй сводила его с ума также, как во время первой близости.

Если не сильнее. До одури, до потемнения в глазах, до сбитого дыхания и лихорадочной дрожи во всём теле.

Это было совершенное безумие — иногда ему казалось, что всё происходящее нереально. Что однажды он непременно проснется в одиночестве в своей комнате без соседа, а упрямая жестокая девочка с тугими косичками снова окажется бесконечно далекой и холодной.

И оттого он не мог перестать постоянно к ней прикасаться — во время совместных выходных в его маленькой квартирке, во время ночных прогулок по кладбищам, во время жутко банальных, по её мнению, походов в кино и театры — только бы лишний раз убедиться, что всё это не является бредом воспаленного сознания. Что Уэнсдэй действительно рядом, и что она действительно отвечает ему взаимностью.

Аддамс по-прежнему не выносила лишние тактильные контакты, но какой-то мизерной частью души, вероятно, понимала, что ему это жизненно необходимо — и потому недовольно сверкала чернильными глазами, но уступала. Позволяла брать себя за руку и иногда даже допускала объятия в присутствии посторонних людей.

— Черт с тобой, можешь добавить сноски с объяснениями, но переписывать я ничего не буду… — её голос звучит привычно твердо и уверенно. — У меня и без того горят все сроки.

Уэнсдэй все ещё выглядит отстранённой и безэмоциональной — такой расклад Ксавье решительно не устраивает. И потому он медленно запускает правую руку под её футболку, проводит по впалому животу с напряженным прессом и довольно грубо стискивает соблазнительное полушарие груди. Гладит подушечками пальцев давно затвердевший сосок, а спустя секунду — резко сжимает. И с удовольствием отмечает, как ровное дыхание Аддамс сиюминутно сбивается.

— Выдели ещё… — она невольно запинается, но железное самообладание мгновенно берет верх. — Выдели второй абзац шестой главы курсивом или жирным шрифтом, чтобы сделать акцент на описании отчета о вскрытии. Подожди секунду.

Она прикрывает динамик рукой и чуть опускает голову, уставившись на Ксавье немигающим взглядом исподлобья — вот только за привычной суровостью в угольных глазах отчетливо сквозит едва скрываемое возбуждение.

— Какого черта ты творишь? — шипит Уэнсдэй на уровне едва различимого шепота. — Немедленно прекрати.

— А что, если я не могу прекратить? — лукаво отзывается Торп, даже не стараясь понизить голос.

— Я убью тебя.

— Не убьёшь.

Закатив глаза, она пытается отпихнуть его ногой, но Ксавье ловко предотвращает бунт, намертво вцепившись в тонкую голень левой рукой.

Повозившись несколько секунд и не добившись никакого успеха, Аддамс сдаётся и возвращается к разговору с редактором.

— Даже не думай менять описание одежды подозреваемого, это крайне важная деталь, потому что… — Уэнсдэй запинается во второй раз, потому что его пальцы резко опускаются с груди на низ живота. — Потому что… Не суть. Я не обязана перед тобой отчитываться, это важно и точка.

Последнюю фразу она проговаривает скороговоркой и пытается перехватить наглую руку, но безуспешно — Ксавье молниеносно перемещает пальцы на клитор и слегка надавливает на чувствительное место сквозь кружевную ткань нижнего белья. Вишневые губы приоткрываются, но Аддамс удаётся сдержать стон.

Она слегка морщится — то ли от раздражения, то ли от предвкушения — и инстинктивно старается свести ноги вместе.

Но и это намерение остаётся безуспешным. Его рука опускается ещё ниже — и на подушечках пальцев остаётся горячая липкая влага, насквозь пропитавшая тончайшее чёрное кружево. Прямое доказательство, что Уэнсдэй распалена едва ли не больше, чем он сам.

Из динамика айфона все ещё доносится нудное бормотание редактора, и Аддамс впивается ногтями в подлокотник компьютерного кресла в слабой попытке сконцентрироваться на телефонном разговоре. Костяшки и без того бледных пальцев становятся совсем белыми.

Ксавье улыбается — широко, триумфально, — а спустя секунду отодвигает в сторону мешающую полоску нижнего белья и резко вводит сразу два пальца. От ощущения обжигающей влажности окончательно сносит крышу. Он тут же увеличивает глубину проникновения до максимальной — и останавливается.

Совершенное тело Уэнсдэй напрягается, как натянутая гитарная струна, и её бедра рефлекторно подаются навстречу грубоватым ласкам. Она отстраняет руку с телефоном, и в трубке быстро повисает молчание.

— Уэнсдэй, ты меня слушаешь вообще? — из динамика доносится недовольный голос редактора. Судя по интонации, он близок к нервному срыву. — Мне надо к утру отправить первую часть в издательство, как ты не возьмёшь в толк… Иначе меня лишат годовой премии.

— Ты ноешь, как пятилетняя девочка, — совладав с собой, Аддамс снова подносит телефон к уху и пытается отодвинуться, но спинка кресла упирается в столешницу,