Когда кончится нефть и другие уроки экономики - Константин Сонин

Что же вызывает настороженность даже у энтузиастов аукционов? То, что по итогам европейских аукционов 3G-спектра многие европейские компании оказались на грани банкротства и им пришлось прибегнуть к помощи национальных правительств. В 2000–2001 годах европейские 3G-аукционы собрали больше 100 миллиардов долларов. Казалось бы, политики могли гордиться такими показателями. Однако вскоре отношение к результатам 3G-аукционов стало меняться. Это произошло после того, как фондовый рынок изменил свое отношение к компаниям, владеющим лицензиями на связь третьего поколения. От Франции до Финляндии аукционы обвинили в том, что они заставили компании делать слишком большие ставки.

Конечно, важным мотивом было желание компаний покрыть потери за счет новых субсидий от правительств. Неверная ставка, основанная на слишком высокой оценке будущих прибылей, ничем не отличается от других инвестиций, казавшихся привлекательными, но принесшими в итоге убытки. По сравнению с потерями, произошедшими в результате неудачных слияний и поглощений на той же волне интернет-энтузиазма, потери европейских компаний на лицензиях выглядят не слишком высокими. Лучший аргумент в защиту европейских 3G-аукционов – то, что американский телекоммуникационный рынок потерял и в капитализации, и в количестве крупных игроков не меньше, чем европейский. И это при том, что никаких 3G-аукционов (в отличие от 2G-) в США не проводилось.

Всякий раз, когда политики организуют рынок без контроля со стороны общества, находятся причины, препятствующие тому, чтобы сделать это в ходе конкурентного процесса. Политикам не нужна эффективность нового рынка. Они редко бывают заинтересованы в том, чтобы новым игрокам было легко на него входить. Это потребителям нужны конкурентные рынки, на которых качество товаров выше, а цены ниже, чем на рынках, где доминируют несколько крупных компаний. В отдельных случаях гражданам удается наказывать политиков за их любовь к отсутствию конкуренции. Пока в Тринидаде и Тобаго готовился 3G-аукцион, в США, на родине современных аукционов, республиканский Конгресс позволил распределить строительные контракты в Ираке без конкурса. А последовавшие за этим выборы в Конгресс показали, что американским избирателям есть дело до того, проводятся аукционы или нет. Три человека из четырех, выходя с избирательного участка, сказали, что коррупция в республиканской администрации – одна из причин, по которой они проголосовали за демократов.

Аукционы 2000–2001 годов принесли правительствам стран ЕС 105 миллиардов евро

Как это всегда бывает, если выгоды получает узкая группа игроков, а потери “размазаны” по миллионам граждан, голос заинтересованного меньшинства гораздо слышнее. Аукционы квот на рыбную ловлю, проводившиеся в нашей стране в начале 2000-х, были выгодны всем, кроме компаний – участников рынка. Голоса “заинтересованных экспертов”, выступавших против этих аукционов, перевесили голоса экономистов. Интересно, что немногие доступные данные об этих аукционах показывают, что основной проблемой был не сговор (хотя и сговоров, по всей видимости, было немало), а непонимание участниками происходящего на аукционе, то есть неправильная организация. Данные, которые позволили увидеть и высокий уровень конкуренции, и заметную нерациональность участников, собрал (вручную записывая ставки, которые делали участники!) студент РЭШ Андрей Караваев для дипломной работы, которую он писал под нашим с Сергеем Гуриевым совместным руководством. Официальные данные об этих аукционах так и не удалось получить.

В 2008 году государственная комиссия по радиочастотам распределила российские 3G-лицензии на “конкурсе красоты”. Между тем было бы совсем просто организовать аукционы для продажи российских радиочастот. Ведущие ученые с мировым именем – Пол Клемперер, Пол Милгром, Джереми Бюлов из Стэнфорда и другие – консультировали многие правительства по вопросам продажи 3G-спектра. Среди более молодых специалистов по аукционам в мире были экономисты российского происхождения: Михаил Шварц, главный экономист Microsoft, Михаил Островский из Стэнфордской школы бизнеса, Сергей Измалков, который до перехода в РЭШ пять лет преподавал в Массачусетском технологическом институте, а теперь изучает, как проводит аукционы контекстной рекламы “Яндекс”.

Еще более известен в академической среде Илья Сегаль, именной профессор факультета экономики в Стэнфорде, специалист по экономической теории и одновременно один из четырех разработчиков “крупнейшего в истории человечества аукциона”, который готовит правительство США. Предстоит одновременно выкупить огромный объем радиоспектра у тех, кто хотел бы от него избавиться, – например, у закрывшихся пейджинговых кампаний – и продать его тем, кому он нужен. Илья уверен: “Возможно, мы многого не знаем об аукционах. Но мы точно знаем, что они лучше «конкурсов красоты»”.

У экономистов есть ответы на все мыслимые возражения. Не нужны деньги в бюджете? Можно просто снизить налоги на ту сумму, которую мы получим от приватизации: налоги почти всегда вносят искажения в экономику, а продажа с аукциона – нет. Новые лицензии все равно окажутся в руках старых монополистов? Тем, кто умеет считать до трех – МТС (раз), “Вымпелком” (два), “Мегафон” (три), – должно быть понятно, что на нашем аукционе нужно продавать не меньше четырех лицензий. Если компании заплатят слишком много за лицензию, то переложат потом издержки на потребителя? Это просто ерунда: цена и так назначается с тем, чтобы максимизировать прибыль. Экономических аргументов за то, чтобы не проводить аукцион лицензий, просто нет. Тем не менее борьба за проведение аукционов продолжается. Экономисты в этой борьбе сражаются за благосостояние граждан.

Хеллоуин в Америке – детский праздник. В 2004 году, пока мои дети пели и плясали под окнами сотрудников Принстонского института передовых исследований, я работал дома. Набрав сладостей, они прибежали в ужасе: самое страшное, что они видели, – не тыквы с горящими глазами, а живой Эйнштейн. Он же давно умер, это даже маленькие знают! А тут бродит по кампусу. Как потом выяснилось, Эрик Маскин, знаменитый специалист по экономической теории, нацепил маску великого физика, чтобы развлечь детишек. А может быть, заранее примерялся к роли нобелевского лауреата.

Профессор Маскин принял приглашение Института передовых исследований и переехал из Гарварда в Принстон, он поселился в доме Альберта Эйнштейна. Ждать Нобелевской премии в таком доме было, конечно, приятнее, хотя в остальных отношениях дом этот вполне заурядный – большинство домов на улице Мерсер и окрестностях значительно богаче. Впрочем, Маскину, как и его однокурснику по Гарварду Роджеру Майерсону, ждать пришлось относительно недолго. Не то что Леониду Гурвицу, родившемуся в далеком 1917 году. Гурвиц, самый пожилой нобелевский лауреат за все годы среди всех номинаций, уже и надеяться перестал. Так, во всяком случае, он сказал корреспондентам, которые позвонили ему сразу после присуждения премии. “Ты рад, что прожил так долго?” – спросила его жена, взявшая другую трубку.