Могила в горах - Микаэль Юрт

Он открыл дверцу с водительской стороны, закинул портфель и уселся. Что-то кольнуло в поясницу. Будто оса укусила или… Он пощупал за спиной рукой. Снова укололся. Игла. Как, черт возьми, в чехле сиденья оказалась игла? Откуда она взялась? Он уже собирался открыть дверцу, выйти и посмотреть, сумеет ли он ее удалить, когда осознал, что что-то не так.

Сердце бешено колотилось.

Не билось быстрее, не учащало ритм. Бешено колотилось. Он тяжело откинулся обратно на спинку и попытался привести в порядок дыхание. Надо расслабиться. Дышать глубоко. Не получалось. Организм действовал на автопилоте. Удары пульса громыхали в ушах. Заныло в груди. Он понял, что у него будет инфаркт. Сердце явно не сможет долго справляться с таким напряжением. Чтобы привлечь внимание, он надавил руками на гудок. Безрезультатно. Он заколотил по рулю. Ни звука. Борьба в груди усилилась. Дышать становилось все труднее. В сосудах шеи стучало. Ему необходима помощь, немедленно. Но откуда? В такое время дня улица в районе с частными домами почти совершенно пуста.

На другой стороне, метрах в двадцати от него стояла машина, темно-красный «Фольксваген», которого он раньше на их улице не видел. Там сидели два человека. Александр попытался привлечь их внимание. Махал руками, легонько бил по стеклу. Только на это он и был способен: даже если бы ему удалось открыть дверцу, встать он все равно не смог бы.

Ему кажется или оба мужчины действительно смотрят на него? Один, рыжеволосый, определенно смотрит. Про второго понять труднее, поскольку он в солнцезащитных очках. Почему они ничего не предпринимают? Чувствуя, что сердце уже вот-вот вырвется из груди, он додумался до ответа на свой вопрос.

Его последняя мысль, как только сердце перестало биться, была, как ни странно, не об Аннике или о детях. Она была о Веронике: он понял, что та имела в виду, обещая обо всем позаботиться.

Билли засунул в тостер два куска хлеба. Подошел к холодильнику, достал масло, сыр и джем и поставил на поднос на кухонном острове. Повернулся к столу возле плиты и включил чайник. Свернув пополам омлет, он выключил под ним конфорку и оставил его доходить. Открыл шкафчик над мойкой и достал две кружки. Причин для спешки не было. Его опять отстранили от работы. Второй раз всего за несколько месяцев. Выглядело это, естественно, не слишком хорошо. Разнюхай об этом пресса, им бы это понравилось, но пока они до него не добрались. Об Альмнесе и о том, что там произошло, вообще писалось и говорилось на удивление мало.

От этого Билли только больше думал о тех событиях.

Чарльз вылезает из машины. Пистолет направлен на него. Мог ли он поступить иначе? Например, целиться в плечо или в ногу? Обезвредить его? У него не сохранилось стопроцентно ясных воспоминаний о ситуации, но одно он помнил мучительно четко. Сладкое предвкушение, появившееся, когда он спускался по откосу и приближался к машине.

Во время внутреннего расследования Торкель, разумеется, будет свидетельствовать в его пользу. Чарльз Седерквист, тренированный сотрудник разведывательного управления, угрожал вскинутым пистолетом с расстояния всего нескольких метров. Даже раненый, он, вероятнее всего, представлял собой смертельную угрозу. Имелось много свидетелей. Нет, по поводу внутреннего расследования Билли не особенно волновался, собственно, вообще не волновался. Мучило же его временами то, что, хотя в памяти не сохранилось все, приведшее к выстрелам, он прекрасно помнил ощущение сразу после них. Разлившееся по телу тепло, когда он увидел, как Чарльз падает на землю. Скорее эндорфины, чем адреналин, он был уверен. Гармония. Чистое безумие, но сравнить это он мог только с ощущением после секса. Действительно хорошего секса.

Чайник закипел, и Билли налил в две кружки воды, сунув в каждую по пакетику чая. Поставил чайник обратно, открыл шкафчик рядом с плитой и достал жидкий мед. Сняв сковородку с плиты, он перевернул омлет и поставил все на поднос. Посмотрел на поднос с удовлетворением: все на месте. Нет, забыл тосты. Он вынул хлеб и обернул чистым полотенцем. Мю повлияла на него во всех отношениях, вопрос только в том, видела ли она большую разницу между его привычками в еде и тем, на что он способен на кухне, думал он, выходя оттуда. По пути он забрал из кармана висевшей в прихожей куртки ключ, положил его рядом с ножом для масла и прошел в спальню.

Мю спала на левом боку. Тоненькая струйка слюны стекала из уголка рта на подушку. Даже это казалось Билли милым. Мю ему подходит. Теперь она его по-настоящему устраивает. Поначалу получилось небольшое недоразумение, когда он думал, что она будет меньше любить его, если он из таких, кто полностью доволен своим положением на работе, и она считала, что ему нужна ее помощь, чтобы изменить свою жизнь. Поэтому-то он и схлестнулся с Ваньей. Теперь он все выяснил с обеими. Надо признать, что больше с Мю, чем с Ваньей.

Он осторожно разбудил ее. Она сразу проснулась. Как будто у нее имелась кнопка для выключения и включения. Молниеносно полностью просыпаясь утром, она засыпала вечером за две секунды. Она села и тут же украдкой вытерла рот. Билли осторожно поставил поднос на кровать и присоединился к Мю.

– Ты самый лучший, – сказала она и поцеловала его, прежде чем наброситься на завтрак.

Взявшись за нож для масла, она замерла. Подняла вместо ножа то, что лежало рядом. Ключ.

– Что это?

– Ключ.

– Я думала, ты не хочешь.

– Я тоже думал, что не хочу.

Осторожно, чтобы не опрокинуть поднос, она наклонилась к нему и обняла. Крепко. Он обнял ее в ответ. Здесь он такой, каким хочет быть. Она не знает другого Билли, которому доставляет удовольствие убивать. Его знает только Йеннифер. Может ли он съехаться с Мю, не рассказав? А что тогда произойдет? Йеннифер никак особенно не отреагировала, но она сама полицейский и не собирается с ним жить.

– …май.

Билли сообразил, что Мю что-то сказала ему возле самого уха. Он разомкнул объятия.

– Прости, при чем тут май?

– Теперь мы сможем в мае пожениться.

Билли не сумел ничего выдавить, даже улыбки, он совершенно остолбенел. Зато Мю улыбнулась.

– Я просто пошутила! Я пошутила, дорогой.

Она взяла его за щеки и поцеловала в губы. Тут у него зазвонил телефон. Он осторожно выбрался из постели и принес его. Это оказалась Ванья.

Она обрадовалась ему.

Он волнуется за нее – она увидела это, когда он вошел в палату, где она лежала. Хотя она сидела в постели одетой, дело все-таки происходило в больнице, и она была пациенткой. Она успокоила его, сказав, что находится здесь только для сдачи анализов и для бесед перед пересадкой почки. Она – донор, так что из-за этого ему тоже незачем волноваться.

Он пододвинул к кровати стул и принялся рассказывать о том, что произошло после того, как она их покинула. О том, что он съехался с Мю, но в основном о последних событиях, касающихся расследования.

– У тебя не было выбора, – сказала Ванья, когда он дошел до того, что застрелил Чарльза Седерквиста.